— Да, пойте, — говорит Сванхильд, она сидит за шиферным столиком и учит Бренне складывать салфетки розочками.
— В первую нашу встречу все во мне всколыхнулось. Ты была самой прекрасной на свете.
— Еще!
— Во вторую нашу встречу ты обещала любить меня и быть верной.
— Да!
— В третью нашу встречу ты изменила мне. Я увидел тебя в объятиях другого, в чужих руках.
— Стоп! Это же свадьба.
— Они не поймут слов.
— Все равно поймут.
— Продолжайте! Продолжайте!
— Теперь я хочу уехать далеко-далеко. Я уеду в Америку.
— Почему именно в Америку? — спрашивает Бренне.
— Там, надеюсь, мне, когда-то покинутому тобой, поможет Господь.
На кухне стоит Нина в облаке из муки, а перед открытым окном Уле прибирает граблями гравий, выравнивая его красивыми дугами, которые потом все обходят.
Заезжает сестра невесты с карточками для гостей, свадебными песнями, написанными серебряными буквами и перевязанными шелковыми ленточками. Ада и Агнес собирают белые с прозеленью ландыши в густом лесу, срывают с них листья, и ставят в большие ведра, ландыши расточают по комнатам пьянящий аромат, медленно наступает вечер, и количество розочек из салфеток все растет на шиферном столике, сидя за которым Эвенсен тоже научился этому искусству.
— Эх, видела бы это Гудрюнн, — говорит он и, улыбаясь, качает головой. — Гудрюнн бы не поверила!
— Конечно, — говорит Уле.
— Может быть, может быть. А вдруг она видит нас с небес?
— Конечно, — говорит Уле.
Гравий перед домом выровнен им до радужного блеска в вечернем свете, листья на кустах вдоль дороги отмыты от пыли и блестят зеленью, ни одного комка земли не лежит криво на клумбе.
Отец Ады зовет ее домой, в канун торжества все отправляются спать без костра и песен.
И только Нина, поднявшись к себе, чувствует, что все способно разлететься на мелкие кусочки. Гостей ждет дворец и великий праздник. Двери закрыты, чтобы в комнаты не попал дождь или ветер, и все равно она слышит море. Сейчас, под звездами, куда отчетливей. И звуки моря смешиваются со звуком дыхания спящих людей и легким шуршанием листьев на яблоне. Звук смешивается с запахом ландышей и розмарина, который она еще не собрала, но соберет завтра, и будет растирать между пальцев над бараниной и салатом. За окном летняя ночь сверхъестественно ясная, и она думает о том пространстве между этими звуками и запахами, где ее нет.
Свадьба
День настает облачный с моросящим дождем. Все крадутся и шепчутся, тихо стоят за деревьями и ждут своей очереди, чтобы не помешать. Приезжает машина с невестой и всем оборудованием, мать и сестры вносят его в дом, — коробки и мешки, чемодан, венок со шлейфом, пачка журналов под названием «Невеста». Ада и Агнес наблюдают из своего укрытия. Тихо прокрадываются наверх к дому и останавливаются под окном пятого номера, где невеста вот-вот преобразится.
Приезжают гости с ночевкой. Подружки невесты группами идут с автобусной остановки, обвешанные плеерами, мобильниками, сумками и сумочками. Одеваются, раздеваются, меряют множество принесенных с собой нарядов, пьют свои шипучки и курят свои сигареты, так что Нина много на них не заработает, но настроение отменное. Они прыгают из комнат в ванные и обратно, не закрывают дверей, распахивают окна, кричат друг другу, скулят в телефоны и воют под музыку, фальшиво и в то же время от переизбытка чувств. Красят друг друга, причесывают, меряют друг у друга одежду, снимают зеркала со стен и рассматривают себя со всех сторон, на лестнице сидит Сванхильд и с тоской и завистью за ними наблюдает.
Потому что в ней всегда копошился неизведанный страх. Потому что для нее тоска по беззаботному опьянению никогда не будет освободительной. Даже когда просто грех не напиться, у нее не получается. Если бы ее, жалуется она Будиль, проходящей мимо с джином с тоником (еще нет шести, но сегодня — особенный случай), — если бы ее пригласили на свадьбу, на бал, она бы купила новое платье задолго до события, предвкушения ради, но получилось бы у нее предвкушать?
— Нет, — догадывается Будиль.
Она купила бы шелковые чулки и туфли, но удалось бы ей хоть чуть-чуть приподнять себе настроение?
— Нет, — догадывается Будиль.
Она сбросила бы четыре килограмма и пригласила бы подружек собраться до торжества и выпить шампанского, но опьянение, которое, очевидно, охватило бы подруг, затронуло ли ее?
— Нет, пожалуй, нет.
Вот именно, нет. Ни одно событие не доставляло ей радости ожидания, ни день рождения, ни окончание школы и Рождество, поэтому она никогда не разочаровывалась в самом событии, она всегда была разочарована заранее. Всю жизнь любое событие вызывало двойственное чувство, и с пониманием того, что двойственность не исчезает вместе с шампанским, видя в зеркале, что блеск и возбуждение, струящееся из глаз подружек, не струится из ее собственных глаз, она впадала в такое смятение, что легко могла напиться и, еще не напившись, стеснялась и испытывала похмельный стыд, не успев почувствовать опьянения.
— Ерунда, — сухо замечает Будиль, — ты просто никогда как следует не надиралась.
Она идет на кухню, чтобы подзаправиться, а Сванхильд остается сидеть на лестнице и один за другим отрывает лепестки ромашек, которые собрали Агнес и Ада, чтобы плести свадебные венки. Любит, не любит. Оборванные белые лепестки украшают ступеньки у ее ног, ответы она собирает в левый кулак и потихоньку раздавливает, она не каждый раз заканчивает на «любит». Нина говорит, это ее пальцы не верят в любовь. Но Агнес и Ада тоже заканчивают гадание на «не любит», и Нина предлагает посчитать лепестки перед тем, как их обрывать, и решить, с чего начать, потому что если любви нужна помощь, как же можно ей не помочь? Поддержать самую малость, чтобы потом на вершинах гор испытать головокружение и всю силу тоски и страсти! И Агнес, и Ада пересчитывают лепестки, потом спрашивают, заканчивают на «любит» и, томясь ожиданием на лестнице, насыщаются неизведанной еще любовью.
Приезжают отец невесты с женой и муж матери невесты, а в десяти метрах за ним идет мать жениха без мужа и отец жениха с женой, а замыкает шествие жених в темных очках и фраке с фалдами до самой земли. Их провожают на лужайку, куда уже пришел уполномоченный из ратуши и стоит у стола, готовый к церемонии, на нем — темные очки, хотя небо заволокло и в воздухе пахнет дождем. Стрелки приближаются к назначенному часу, приезжают подвыпившие свидетели, и остальные гости из номеров и прихожей выходят на лужайку под террасой и смотрят на дверь из столовой, откуда вскоре должна появится невеста. «Три звезды» считают до четырех и начинают свадебный марш, старый добрый марш.
Будиль, Сванхильд и Нина выбегают из кухни посмотреть.
Агнес и Ада уже давно сидят на лучших зрительных местах за перилами внизу лестницы, волосы украшены ромашками, в ладонях — горстки риса. Смотри! Вон она идет!
