— Я должен увидеть тебя снова. Я должен увидеть тебя снова очень скоро.
— В следующий четверг. — Ее шепот констатирует факт, бесстрастно, почти грубо — голос дешевой шлюхи, составляющей график.
— Нет! Я хочу увидеть тебя раньше.
Она рассеянно качает головой. Матовая парча платья обвивается вокруг ее лодыжек и коленей, выше она обнажена как луна, и соски кажутся небесно-голубыми на припудренной коже.
— Я могу видеться с тобой лишь раз в неделю, — терпеливо говорит она. — Только по четвергам. Только здесь.
— Почему? — Злость кислотой выплескивается из меня. — Я ведь плачу тебе, разве нет? Куда ты уходишь в остальные дни? С кем ты уходишь?
Испорченная Коломбина нежно улыбается сквозь влажные локоны.
— Но я люблю тебя! — Теперь я несчастен. Я хватаю ее тонкую руку так крепко, что останутся синяки, и жадно, так жадно… — Я лю-блю… — (Откровение.) — Я люблю тебя!
Свет дрожит. В одурманенных глазах отражается мое умоляющее лицо. Она слушает, как ребенок, чуть склонив голову набок.
— Нет. Ты меня не любишь. Недостаточно. Еще нет, — спокойно говорит она.
Она жестом прерывает мои мучительные возражения и натягивает сброшенное платье с развратным изяществом, точно избалованная девочка, примеряющая наряды матери.
— Ты полюбишь, Генри, — тихо говорит она. — Скоро ты полюбишь.
Я долго сижу один в этой голубой комнате, опутанный сетями своей страсти. Она оставила шелковый шарф на полу у моих ног; я мну и сжимаю его в руках, как первобытное начало во мне хотело бы мять и сжимать ее бледное горло… но Шехерезада ушла, по пятам преследуемая волками.
Марта. Марта. Марта! Этим именем я мог свести себя с ума. Марта, мой грошовый суккуб, мое восковое, тающее лунное дитя. Куда ты уходишь, любимая моя? В тусклый подводный склеп, куда стекаются ундины? В каменный круг, танцевать до рассвета с другими ведьмами? Или ходишь на берег реки, накрасив губы алым, в платье с глубоким вырезом? Может, ты валяешься в грязных переулках с отребьем и калеками? Чего ты хочешь от меня, Марта? Скажи мне, чего ты хочешь, и я дам тебе это. Что бы это ни было.
Что бы ни было.
38
Мы с ней были одни, совсем одни, а Генри грохотал по дому, как семечки в высушенной тыкве, погруженный в свои мрачные грезы… Мы были вдвоем.
Она следовала за мной, словно кривое отражение в кошачьем глазу, мой бледный отпечаток на сетчатке, и шептала мне в темноте. Марта, сестра моя, тень моя, любовь моя. Ночью мы тихо разговаривали под одеялом, секретничали, как дети; днем она сидела рядом, невидимая, держала меня за руку под столом, бормотала на ухо что-то утешительное. Я не видела Моза — он думал, наша встреча может навредить его планам, — но я не была одинока. И я не боялась: мы приняли друг друга, она и я. Впервые в жизни у меня появилась подруга.
Я симулировала болезнь, чтобы мы могли быть вместе, пила опий и притворялась спящей. Мои сны были волшебными кораблями, с парусами как крылья, они парили высоко в ясном небе. Впервые за много лет я освободилась от ненавистной мучительной вины, которую Генри выстроил вокруг меня стеной, освободилась от Генри, освободилась от себя самой. Я была прозрачна, как стекло, чиста, как родниковая вода. Я открывала окна в спальне и чувствовала, как ветер свистит сквозь меня, будто я стала флейтой…
— Что же это, мэм!
Голос Тэбби вырвал меня из мечтательной эйфории, и я обернулась, ощутив вдруг головокружение и слабость. Тэбби поставила поднос и подбежала ко мне. В глазах двоилось, но я видела, что она испугана и встревожена. Она заключила меня в объятия, и мне на секунду показалось, что это Фанни пришла забрать меня домой, и я снова расплакалась.
— Ах, мэм! — поддерживая одной рукой за талию, она почти отнесла меня на кровать. — Просто прилягте на минутку, мэм. Я сейчас все сделаю. — Взволнованно кудахча, она захлопнула окно и стала укрывать меня одеялами, не успела я и слова сказать. — Ну надо же, стоите тут на холоде, совсем без ничего, так и помереть недолго, мэм! Только подумайте, что бы сказал мистер Честер, если б узнал, а вы такая легонькая, прямо как перышко. И так мало кушаете, совсем мало, мэм, ах, что же…
— Пожалуйста, Тэбби, — с тихим смехом перебила я. — Не волнуйся ты так. Я уже вполне здорова. И я люблю свежий воздух.
Тэбби решительно затрясла головой:
— Только не этот мерзкий ветрило, мэм, вы уж простите. Он губителен для легких, просто губителен. Чашечка горячего шоколада, вот что вам нужно, и покушать, только не то, что говорит этот доктор Рассел, нет, вам нужна настоящая деревенская еда…
— Доктор Рассел? — Я старалась говорить ровно, но голос не слушался. — Он сказал, что не станет посылать за доктором! Со мной все хорошо, Тэбби, все хорошо.
— Не волнуйтесь так, мэм, — начала успокаивать меня Тэбби. — Осмелюсь сказать, мистер Честер переживает за вас, вот и позвал врача, чтобы посоветоваться. Наверное, не нужно было вам говорить.
— Ах, нужно, Тэбби, конечно, нужно. Ты правильно сделала, что рассказала мне. Пожалуйста, что сказал доктор? Когда он приходил?
— Да вчера, мэм, когда вы спали. Я точно не знаю, что он сказал, мистер Честер говорил с ним наедине в библиотеке, но он попросил меня проследить, чтобы вы продолжали принимать свои капли, и давать вам много теплого питья и легкой еды. Куриный бульон и желе, и все такое. — Тут ее лицо снова помрачнело. — Вам нужна хорошая питательная еда, настоящие пудинги и мясо, и, может быть, стаканчик портера. Вот что вам нужно, а вовсе не бульоны и желе. Так я и сказала мистеру Честеру.
— Генри… — пробормотала я, стараясь обуздать волнение. Какая разница, даже если он говорил с доктором? Скоро он уже ничего не сможет сделать. Мне просто нужно оставаться спокойной, не давать ему ни малейшего повода для недовольства. Вскоре Моз готов будет осуществить свой план. А пока…
(Шшш… спи. Шшш…)
Тэбби протягивала чашку шоколада.
— Шшш, мэм. Выпейте и ложитесь. Это вам обязательно поможет.
Я заставила себя взять чашку.
— А ваши капли? Вы уже приняли лекарство, мэм?
Я невольно улыбнулась. Мысль о том, чтобы не принять настойку, вдруг ужасно развеселила меня. Я кивнула, все еще улыбаясь.
— Тебе скоро придется сходить в аптеку, Тэбби, и купить еще. Бутылочка почти закончилась.
— Конечно, схожу, мэм, — заверила Тэбби. — Прямо сегодня и пойду, будьте покойны. Теперь допивайте шоколад, и я принесу вам завтрак. — И строго добавила — На сей раз вы должны хоть что-то съесть!
Я снова кивнула и закрыла глаза, на меня вдруг нахлынула усталость, заболела голова. Услышав, что дверь за Тэбби закрылась, я тут же снова открыла глаза. Тисси легко вспрыгнула на покрывало рядом с моей рукой, и я машинально потянулась ее погладить. Она с урчанием свернулась на подушке совсем близко ко мне, и мы вместе немножко поспали.
