Я проснулась под шум дождя и позвонила портье спросить напрокат зонтик. Мне заявили, что зонтиков нет. Тогда я распорядилась принести завтрак в номер, чтобы не сталкиваться со Слейтером. Миска с овсяными хлопьями и орхидея в стакане прибыли на большой тележке. Официант, вероятно, одаренный чувством юмора – вот бы уж не подумала, – подвез мой завтрак к окну с видом на низвергающийся с небес водопад. На крутом холме вдали смутно виднелись очертания деревьев, внизу словно призрачные рыбы проплывали легковые автомобили и грузовики.
Я снова позвонила портье. На этот раз мне посулили, что дождь вот-вот закончится, и я уселась ждать чуда. Взялась было за Мильтона, но от волнения не смогла сосредоточиться. Ливень менял цвет от зеленого до изжелта-белого. Иногда в просвет можно было разглядеть улицу под окном, иногда все заволакивало сплошь. Мне померещилось, будто на разбитой пешеходной дорожке валяется черный мусорный пакет. Когда я выглянула вновь, пакет вроде немного переместился.
Вскоре после девяти я оторвалась от книги и заметила, что пакет продвинулся будто сам по себе – недалеко, примерно на ярд. Какой ужас, подумала я, там живет какой-то человек, словно рак-отшельник в своем панцире. Я подождала, но пакет больше не шевелился. Приняв душ, я оделась и спустилась в сувенирную лавку «Балморал», где приобрела довольно скверный зонт вдвое дороже, чем заплатила бы в «Эспри», но до отъезда из Куалы-Лумпур оставались считаные дни, а я твердо решила добраться до загадочной рукописи.
Швейцар, само собой, порывался усадить меня в такси, и тут я сообразила, что за деньги, потраченные на зонтик, могла бы десять раз съездить туда и обратно, однако, зная, что финансы на исходе, я угрюмо вышла под струи муссона. За минуту ноги промокли насквозь, а проезжавший грузовик окатил меня водой.
Хлюпая по лужам, я перебралась на тротуар и двинулась вперед, стараясь не наступать на большие желтые цветы, сорванные ураганом с деревьев. Из-за дурацкого зонтика я ничего перед собой не видела и столкнулась с тем самым мусорным пакетом. Из имперского далека гостиничного номера жилище бездомного казалось нелепым, однако на улице было уже не до смеха. Я попыталась обойти его, но пакет не пропускал. Из-под складок целлофана сверкал угрюмый, одержимый взгляд.
Изнутри пакета послышалось мое имя. Ливень грохотал вовсю, вода с ревом неслась по сточным канавам, и эта ситуация – внезапно заговоривший со мной мусорный пакет – казалась такой же нереальной, нездешней, как если бы мы общались в клубе Ронни Скотта
[46]
. Тем не менее я узнала мокрые твидовые брюки, торчавшие из-под пластика.
– Мистер Чабб?
– Мисс Вуд-Дугласс.
Пришлось перекрикиваться: я разобрала, что сикх не впускает Чабба в отель.
– Позвонили бы мне.
– Я пытался. Вы сказали оператору не соединять.
Разумеется, подобных распоряжений я не делала. Это мог подстроить только Слейтер, и я впервые осознала, насколько невыносима его неугомонность.
Я повела своего странного спутника обратно по Джалан-Тричер к блистающему подъезду отеля. Под бдительным взором швейцара в тюрбане я отряхнула зонтик и выждала, пока Кристофер Чабб аккуратно снимал с себя пакет и тщательно сворачивал его на обратный путь – примерно также, как накануне складывал пленку, в которую был завернут отрывок рукописи. Несмотря на все его усилия, ветхий костюм успел промокнуть.
Швейцар перехватил нас:
– Мемсахиб, – произнес он, – мне очень жаль, но этому человеку нельзя входить в отель.
– Это мой гость, – сказала я.
– Да-да, мне жаль. Запрещено.
Я в курсе, что сикхи – бесстрашные воины, однако я – англичанка, и воинскую доблесть англичан тоже преуменьшать не стоит.
– Отойдите с дороги, будьте любезны, – попросила я.
Если бы пришлось, я вмазала бы ему зонтиком по яйцам, и мои намерения, очевидно, отразились на лице: как говаривал отец, оно у меня – что светофор.
– Запрещено, – повторил сикх, но отступил перед ненавистной оккупанткой с наглой козьей мордой и пропустил нас.
Проходя через холл, мы с Чаббом наткнулись еще на троих работников отеля, но каждый под моим гневным взглядом спешил ретироваться. И так я, торжествуя, препроводила гостя на шестой этаж, к себе в номер.
Едва я закрыла за собой дверь, зазвонил телефон.
– Не дури, – сказал Джон Слейтер.
Я повесила трубку, но он тут же перезвонил.
– Неужели ты не хочешь выслушать меня, Микс?
– Нет.
– Дорогуша, но ведь ты же рассчитываешь, что я заплачу за твой номер.
От таких слов я обозлилась не на шутку и мгновенно вознеслась на ту кручу, сорвавшись с которой, учинила бы очередное великолепное безумье, о котором впоследствии могла пожалеть. Но с тех пор как я дала отцу пощечину в «Кафе Ройяль», я кое-чему научилась.
– Встретимся в «Пабе» в пять часов, Джон, – предложила я.
После чего отключила телефон, заперла дверь на два оборота и накинула цепочку. Вот теперь можно заняться моим злосчастным гостем, отшельником в скверно побитом костюме.
– Как я рада, что вы пришли, – сказала я, провожая его к окну, к двум стульям возле тележки, на которой привезли завтрак; но, произнося эти слова, я почуяла запах. Капуста, сыр, абрикосовый джем и еще что-то неуловимое, но явно туземное. Тут уж не до любезности – под действием влаги драгоценный костюм испускал омерзительную вонь. Меня бы спас «Викс», хотя на самом деле я не нуждалась в ментоловых препаратах, просто чужеродные запахи вызывали у меня легкую истерию.
– Досталось вашему костюму, – посочувствовала я.
– Бывало и хуже, мем.
Я припомнила батик, купленный на Бату-роуд. Вообще-то он предназначался в подарок моей Аннабель, но пока что мог послужить Кристоферу Чаббу.
– Снимайте костюм, – велела я.
Он попятился, отмахиваясь обеими руками.
– Нет, нет, слишком стар.
Боюсь, я поморщилась. Наверное, открыла окно. Так или иначе, к стыду моему, я дала Чаббу понять.
– Мне очень жаль, – пробормотал он.
Как я ни сочувствовала ему, костюм следовало отправить в чистку.
– Он плохо пахнет, да?
– Жаль, что батик не слишком красивый, – сказала я, заполняя квитанцию.
– Мой костюм воняет, – настаивал он. – В этом все дело?
– Что делать – промок, – ответила я, – однако надо сдать его в чистку до десяти, и тогда вам вернут его перед уходом.
Горестно кивая, он удалился в ванную с батиком и мешком для грязного белья.
