– Вы более чем правы, – согласился с ним Зак.
Бармен вопросительно улыбнулся. Он говорил с акцентом, характерным для графств, окружающих Лондон, и это контрастировало с его деревенским видом: потрепанная фланелевая рубашка и изношенные полотняные брюки, потертые у карманов и швов. На вид хозяину было около пятидесяти. Вьющиеся седые волосы доставали до воротника, на макушке имелась лысина.
– Что привело вас в Блэкноул? Приехали в отпуск? Хотите купить себе летний дом?
– Нет-нет. Ничего такого. Собственно, я… провожу кое-какое исследование. – Внезапно Зак почувствовал некоторое смущение, словно после того, как он это открыл, ему следовало повести себя как-то иначе. Как будто он знает, что делает. – Изучаю жизнь художника, который когда-то жил поблизости, – продолжил он.
В зеркале за барменом он увидел, как отреагировали пожилые супруги, сидящие у камина. Их движения замедлились, потом они перестали возиться с едой в тарелках, даже перестали жевать. Мужчина и женщина обменялись взглядами, значения которых Зак не мог понять, но от которых у него закололо в затылке. Бармен тоже бросил взгляд в их направлении и сразу улыбнулся Заку:
– Готов спорить, Чарльза Обри.
– Да. Стало быть, вы о нем слышали? – сказал Зак.
Бармен сделал дружелюбный жест:
– Конечно. Он вроде как претендует на известность. Местная знаменитость. Он часто сюда захаживал перед войной. Меня, правда, тогда здесь не было, но мне рассказывали. А вон там висит его фотография. На ней Обри сидит перед нашим заведением с кружкой пива в руке.
Зак поставил свое пиво на стойку и пошел к дальней стене, где висела фотография с желто-коричневыми пятнами, усеянная мертвыми насекомыми, в рамке, наклеенная на картон. Фотография была увеличена и потому отличалась зернистостью. Ее Зак видел и прежде. Она была напечатана в одной из книг, посвященных жизни художника. Его объяла какая-то особая дрожь при мысли, что он находится в пабе, который посещал сам Чарльз Обри. Зак присмотрелся к фотографии повнимательней. Свет вечернего солнца падал на лицо Обри сбоку. Он был высокого роста, худой и угловатый. Художник расположился на деревянной скамье, закинув ногу на ногу. Одна рука лежала на колене, в другой он держал кружку с пивом. Сидящий щурился из-за солнечного света, голова была слегка повернута в сторону, что делало особо рельефными его лицо: прямой нос, высокие скулы и широкий лоб. Волевой подбородок. Густые темные волосы. Лицо не отличалось классической красотой, но производило сильное впечатление. Обри пристально смотрел прямо в объектив. Настроение человека с фотографии угадывалось с трудом. На это лицо хотелось смотреть вновь и вновь – таким оно было притягательным. Пожалуй, гнев мог сделать его неприятным и устрашающим, но если оно озарялось весельем, то, скорее всего, заразительным. Зак не мог понять, что именно находили в этом человеке женщины, причем, по-видимому, все до одной, но он сразу почувствовал силу его натуры, его странный магнетизм. Фотография была датирована 1939 годом – тем самым, летом которого художника повстречали родители отца. В том же году, позднее, разразилась война. Тогда, угнетенный горем и чувством утраты, Чарльз Обри вступил в Королевский хемпширский полк в составе британских экспедиционных сил, высадившихся на материк, чтобы встретиться с гитлеровской армией. Годом позже, во время хаоса дюнкеркской катастрофы, он был убит. Его наскоро похоронили на кладбище союзников, а солдатский жетон привезли на родину его товарищи.
Когда Зак отвернулся от фотографии, то увидел, что старик недобро смотрит на него своими бледно-голубыми, почти бесцветными глазами. Зак улыбнулся и кивнул ему, но старик, словно ничего не заметив, уставился в пустую тарелку, так что Зак возвратился к стойке.
– Позвольте спросить, не знаете ли вы кого-нибудь из жителей деревни, кто еще помнит те времена? Человека, который, возможно, встречал Чарльза Обри? – спросил Зак бармена. Он постарался сделать это тихо, но в тишине паба его голос оказался хорошо слышен.
Бармен криво улыбнулся. Он даже не посмотрел на пожилую пару. Не счел нужным.
– Кто-то должен быть. Надо подумать.
Пара, к которой Зак сидел спиной, встала из-за стола. С минимальным приветствием в адрес хозяина паба, всего лишь подняв в воздух узловатый указательный палец, старик взял жену под локоть и вывел за дверь. Гончая, слегка поцокивая когтями по полу, последовала за ними по пятам с поджатым хвостом, который оказался у нее между лапами. Когда за ними захлопнулась дверь, хозяин бара откашлялся.
– Видите ли, дело в том, что те, кто его помнит, не слишком расположены о нем говорить. Вы должны понять, сюда уже приезжало множество людей, которые задавали вопросы об Обри, и это длится годами. В свое время этот человек устроил тут что-то вроде скандала, и, поскольку он фактически не был уроженцемБлэкноула, большинство здешних жителей считает, что его не стоит связывать с этим местом.
– Понимаю. Но вы согласитесь, что теперь, когда прошло семьдесят с лишним лет… люди не должны все еще испытывать к нему недобрые чувства. Разве не так?
– Вы будете удивлены, приятель, – проговорил хозяин паба с усмешкой, – но я прожил здесь уже семнадцать лет, а этим пабом владею одиннадцать. Так вот, местные все еще называют меня приезжим. У них крепкая память, и они способны таить неприязнь так долго, что вы не поверите. В первую неделю, когда мы сюда перебрались, моя жена нажала на клаксон, когда несколько овец перегородили дорогу машине. Она не видела, что позади них шел хозяин. И можете не сомневаться: ее никогда не простят за такое нетерпение.
– Люди затаили обиду на Обри? Почему? – осведомился Зак.
Его собеседник моргнул и, казалось, заколебался перед тем, как ответить.
– Ну, если они считают, будто моя жена ведет себя неподобающим образом лишь из-за того, что она посигналила нескольким овцам, то можете себе представить, что думают о человеке, который приезжал сюда только на лето, зарабатывал деньги, рисуя фривольные картины с юными девушками, и жил в грехе с любовницей-чужестранкой? И это в тридцатые-то годы?
– Да, признаю, он должен был навести здесь шороху. Но я едва ли назвал бы его картины фривольными.
– Да, пожалуй, и большинство из нас не назвали бы. Но вспомните, когда это было. Я хочу сказать, он никогда не рисовал обычных женщин, верно? – Бармен издал смешок, и Заку захотелось защитить Обри. – А к тому же была и другая история…
– Другая история?
– Вы, должно быть, слышали о… трагедии, которая здесь случилась?
– О да, конечно. Но… это была просто трагедия, разве не так? Вины Обри в ней не было.
– Ну, здесь найдутся такие, кто с вами поспорил бы… А вот готов и ваш ланч. – Сэндвичи Заку принесла девушка сердитого вида. Он улыбнулся, чтобы выразить благодарность, но она ответила лишь взмахом обильно накрашенных ресниц. Хозяин паба повел глазами. – Это моя дочь Люси. С удовольствием работает на своего старика, верно, дочка? – Люси ничего не ответила и поплыла обратно на кухню.
