Ровно в одиннадцать часов прибыла Эйли. Она звонила дольше, чем было необходимо, так что звонок получился настойчивым. Через застекленную дверь Зак увидел ее светлые волосы. Теперь они были коротко подстрижены по последней моде. В них играло солнце, и казалось, что они светятся. Ее глаза скрывали темные очки, а стройную фигурку облегал полосатый хлопчатобумажный джемпер. Когда Зак открыл дверь, ему удалось выдавить из себя слабую улыбку. А кроме того, он заметил, что ощутил куда меньший всплеск эмоций, чем обычно. То, что когда-то было безнадежной любовью и болью, злостью и отчаянием, теперь стало, скорее, ностальгией, чем-то вроде старой печали. То есть чувством куда более мягким и умеренным, более спокойным, чем прежде. Означало ли это, что он больше ее не любит? Ему показалось, что так и есть. Но как могло случиться, чтобы любовь ушла и не оставила в нем зияющей пустоты, напоминающей место, прежде занятое опухолью? Эйли скупо улыбнулась, и Зак наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Она щеку подставила, но в ответ не поцеловала.
– Как дела, Зак? – спросила она, все еще со скупой улыбкой, во время которой поджала губы.
Перед тем как заговорить, она сделала глубокий вдох и не торопилась выдохнуть, сдерживая себя. Зак почувствовал: она ожидает еще одной ссоры и готова к ней.
– Все чудесно, спасибо. А как ты? Все вещи упаковала? Входи.
Он сделал шаг назад, возвращаясь в дом, и придержал перед ней дверь. Войдя, Эйли сняла очки и оглядела практически пустые стены галереи. Ее глаза покраснели, что было признаком нервного напряжения. Она повернулась к Заку, быстро смерила его взглядом, в котором была жалость и досада, но вовремя прикусила язык, так и не сказав то, что собиралась.
– Ты выглядишь… хорошо, – проговорила бывшая жена.
И Зак понял: она старается быть вежливой. В своих отношениях они дошли до того, что не могли по-настоящему разговаривать. Оставалась лишь учтивость. Наступила недолгая пауза, немного неловкая: конечная точка в их отношениях была поставлена. Шесть лет брака, два года развода, и вот они снова стали чужими друг другу.
– Насколько я вижу, все еще сохнешь по своей «Делфине»? – съязвила Эйли.
– Ты знаешь, что я никогда не продам эту картину.
– Но разве в галереях не занимаются именно этим? Покупают и продают…
– И выставляют. Она в постоянной экспозиции, – улыбнулся Зак.
– Эта девочка смогла бы помочь тебе не раз слетать в Америку, чтобы навестить Элис.
– Этой девочке ничего такого не нужно, – огрызнулся Зак жестким тоном.
Эйли отвернулась и сложила руки на груди.
– Зак, не стоит… – произнесла она.
– Не начинай. Или, может, в последний момент передумаешь?
– Где Элис? – спросила Эйли, игнорируя заданный вопрос.
– Наверху, смотрит по телевизору что-то громкое и безвкусное, – отозвался он.
Эйли метнула на него негодующий взгляд:
– Знаешь, я думала, что ты ею займешься по-настоящему, а не станешь усаживать перед…
– Хватит, Эйли. Остынь. В чем я не нуждаюсь, так это в твоих лекциях по педагогике, – произнес он спокойным, почти приятным голосом. – Эйли сделала еще один вдох и снова не выдохнула. – Уверен, Элис расскажет тебе, чем мы с ней занимались. – Он приоткрыл дверь, ведущую на лестницу, и крикнул: – Элис! Мама приехала! – Он столько недель боялся отъезда дочери, с тех самых пор, как Эйли сказала ему о переезде в Америку. Увы, все последовавшие за этим ссоры и обсуждения, а потом снова ссоры ничего не смогли изменить. Теперь страх усилился и стал почти невыносимым, и когда наступило время отъезда, ему захотелось, чтобы это произошло как можно быстрей. Чем скорее, тем лучше. Будет не так больно.
Эйли взяла его под локоть:
– Подожди, не зови ее пока. Давай поговорим о… – Она замолчала и поиграла пальцами, подыскивая подходящие слова.
– О чем? – проговорил Зак. – Мы уже много говорили, причем ты высказывала свои резоны, я свои, а в результате все получается так, как хочешь ты, и я могу проваливать ко всем чертям. Ну так просто сделай, что считаешь нужным, Эйли, – сказал он, внезапно почувствовав усталость. Глаза у него заболели, и он потер их.
– Это шанс начать все сначала и для Элис, и для меня. Новая жизнь… Мы станем счастливей. Она сможет забыть все о…
– Все обо мне?
– Все об этих… семейных неурядицах. О стрессе, вызванном разводом.
– Я никогда не смирюсь с тем, что ты увозишь ее от меня. Нет смысла переубеждать меня в обратном. Я всегда буду считать это несправедливым. Если я не оспаривал то, что она осталась с тобой, то только потому… потому что не хотел усугублять положение. Не хотел, чтобы ситуация стала хуже для нее и для нас. И вот как ты меня отблагодарила. Ты увозишь Элис за три тысячи миль и превращаешь меня в человека, который станет видеть ее два-три раза в год и посылать подарки, которые ей не нравятся, поскольку ее отец давно перестал понимать, что ей по душе, а что нет…
– Дело не в этом. Дело не в тебе… – Глаза Эйли гневно блеснули, и Зак увидел, что она чувствует себя виноватой и что принятое решение далось ей нелегко. Как ни странно, осознание этого не принесло ему облегчения.
– А что бы почувствовала ты, Эйли? Что бы ты почувствовала на моем месте? – произнес Зак, медленно выговаривая слова.
В это мгновение ему показалось, что он может заплакать. Но этого не произошло. Зак пристально посмотрел Эйли в глаза и заставил увидеть то, что переживает он. У нее вспыхнули щеки от нахлынувших эмоций, глаза ярко сверкнули, и в них было отчаяние. Какие именно эмоции она в этот миг испытала, Зак более не смог разобрать, потому что в этот самый момент появилась Элис. Она ринулась вниз по лестнице и влетела прямо в объятия матери.
Когда они прощались, Зак обнял Элис и постарался при этом улыбаться – в попытке уверить девочку, что все в порядке и никто не должен чувствовать за собой никакой вины. Но когда Элис заплакала, ему не удалось с собой совладать: улыбка превратилась в гримасу, и он смотрел на дочь уже сквозь слезы, а потому перестал делать вид, что все хорошо. Элис судорожно сглотнула и, рыдая, стала ладошками размазывать слезы. Зак держал ее перед собой и вытирал ей лицо.
– Я очень тебя люблю, Элис. И мы с тобой несомненно скоро увидимся, – проговорил он, стараясь, чтобы это обещание не прозвучало фальшиво, чтобы в нем не было даже намека на то, что оно может остаться невыполненным. Девочка кивала, делая глубокие судорожные вдохи. – Ладно тебе. Улыбнись разок папе, прежде чем уедешь.
Элис постаралась исполнить его просьбу и вымученно улыбнулась, рыдания по-прежнему сотрясали ее. Зак поцеловал дочь и встал.
– Ступайте, – грубо сказал он, обращаясь к Эйли. – Ступайте же.
Эйли взяла Элис за руку и потянула ее прочь по мостовой к тому месту, где стояла припаркованная машина. Забравшись в нее, Элис повернулась к отцу и помахала рукой с заднего сиденья. Она продолжала махать до тех пор, пока машина не скрылась из виду, скатившись вниз по склону холма. В следующее мгновение Зак почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось. Он не мог сказать, что именно, однако знал: это было нечто жизненно важное. Он в отчаянии опустился на крыльцо галереи и долго сидел на нем.
