– Как майский цвет, – прошептала она в отчаянии, когда день подошел к концу и солнце село. – Ты пахнешь, как благоухающий боярышник, мой любимый.
Дверь фермерского дома открыла Делфина. На какой-то миг Димити приняла это как должное, но затем удивилась, потому что этого не могло быть. Она видела, как много лет назад Делфину вынесли в гробу. Это была не Делфина, а та черноволосая девчушка, которая, совсем маленькой, иногда стучалась в дверь «Дозора», чтобы попросить денег на День Красного Носа
[104]
или продать лотерейные билеты для «домовых»
[105]
. Угловатая малышка с поцарапанными локтями и коленками, а теперь вот какая стала, серьезная и красивая. В ее дыхании чувствовались пары алкоголя, взгляд казался растерянным и смущенным. Но Димити взяла ее за руку и потащила в «Дозор». Сама она Чарльза поднять не могла. Коттедж сотрясался от голосов умерших, но Ханна, похоже, их не слышала. Димити же они так пугали, что доводили до отчаяния, до безумия. Они должны уйти, скорее уйти, забрав с собой все связанные с ними тайны. Да, тайны, ни одну из которых нельзя раскрыть. Их слишком много, и они лежат тяжелым грузом. Расскажешь только одну, и та, словно маленький брошенный камешек, может вызвать ужасный обвал. Никакой полиции, никакого гробовщика, никакой процессии. Только они двое и покойник. Когда они вошли в комнатку справа от лестницы, Ханна приложила руку ко рту и замерла, онемев. В ее глазах зажегся темный огонек страха.
Взявшись с двух сторон, они подняли Чарльза с кровати. Он оказался тяжелей, чем могло показаться с первого взгляда. Высокий, с крепким костяком. Они вынесли его из «Дозора» и потащили вниз, к утесам. Не к тем, что у пляжа, а к скалам сразу за коттеджем, практически отвесным, под которыми плескалась вода небольшой бухточки. Димити понимала, что прилив должен быть высоким. Она знала такие вещи настолько хорошо, что ей даже не пришлось задумываться. Ей были знакомы и откат прибоя, который сразу утянет тело под воду, и приливные течения, которые унесут его далеко в море. Дул сильный ветер, на волнах поднимались белые гребни. Его порывы уносили прочь запах цветущего боярышника. Рыдания Димити они уносили тоже. Взяв тело за руки и за ноги, они принялись его раскачивать. Раз, два… На счет «три» они его бросили. На секунду, всего лишь на одну секунду Димити показалось, что она последует за любимым. Хотелось не отпускать его, полететь вместе с ним, потому что оставаться на берегу без него не имело смысла. Но ее тело решило иначе и отказалось повиноваться хозяйке – видимо, в силу животного инстинкта самосохранения. Ее руки разжались, и он упал в темноту. Бушующая вода поглотила тело. Его больше не стало. Димити стояла на утесе еще долго. Девочка оставалась с ней. Ее дыхание источало запах виски, волосы развевались на ветру, а руки крепко держали Димити, как будто соседка понимала, на что может пойти безутешная женщина. Куда она хочет спрыгнуть. Потом старушка вернулась в «Дозор», не помня о том, куда ходила, и коттедж стал мрачным и тихим, как могила.
12
Утро застало Зака на кухне у Димити, он дремал, положив голову на стол. Лучи яркого солнечного света ударили в глаза, и Зак осторожно приподнял голову. Она потяжелела от загруженной в нее за последние сутки информации, а также от недосыпа и мучительных раздумий. Череп напоминал хрупкую яичную скорлупу, готовую треснуть под их напором. В кухне он был один. Вокруг стояли грязные липкие чашки, от которых воняло кислым молоком и бренди. Зак выпил целую пинту воды, потом наполнил чайник, поставил его кипятиться и прошел в гостиную. Когда он в последний раз видел Ханну, она спала, свернувшись калачиком в кресле, стоящем напротив дивана, на котором расположилось семейство Сабри. Она натянула рукава джемпера на свои кулачки и поджала губы так сладко, что он едва поборол желание их поцеловать. Теперь комната была пуста. Зак потер глаза и постарался окончательно проснуться.
– Ханна? Илир? – крикнул он, думая, что все поднялись наверх, но ответа не последовало. Потом он услышал шум снаружи и вышел из дома.
Джип Ханны стоял перед коттеджем с работающим двигателем и открытыми дверцами. Розафа и Беким сидели на заднем сиденье, а Ханна клала в багажник два холщовых портпледа
[106]
.
– Эй! Что происходит? – спросил Зак. Его бил озноб от усталости и прохлады раннего утра.
Ханна тревожно взглянула на него.
– Я отвезу их на станцию. Не хотела тебя будить, – объяснила она, опустила в багажник дорожные сумки и подошла к нему, засунув руки в карманы.
Зак поднял ладонь и заслонил глаза от солнца.
– А это безопасно? Что, если полиция начеку?
– Не думаю. Я разговаривала с Джеймсом. Прошлой ночью его квартиру обыскали тоже и убрались восвояси ни с чем. Он сомневается, что эти ребята до сих пор караулят где-то поблизости. Мне даже принесли извинения. Конечно, скрепя сердце, но, раз они ничего не нашли, что им еще оставалось?
Она одарила Зака быстрой улыбкой.
– Ты надолго?
– Нет, мы только доедем до вокзала в Уэрхэме. Илир повезет семью на север, в Ньюкастл. У него там друзья. В общем, знакомые по Митровице. Он остановится у них на первое время, и они помогут ему обустроиться на новом месте. А еще там живет мой деверь. Он врач, обещал посодействовать в подаче ходатайства о предоставлении убежища, а потом начать лечить Бекима хелированием…
[107]
– Чем?
– Знаешь, нет времени объяснять: надо успеть на поезд, который отходит через сорок минут. Сперва планировалось, что они останутся у меня на несколько дней и отдохнут перед отъездом, но после прошлой ночи мы решили, что лучше не мешкать, – сказала Ханна.
Зак взял ее руку в свою и принялся разглядывать. Маленькая, покрытая шрамами, ногти короткие, обломанные, с грязью на кутикулах, а на ладони, у основания каждого пальца, мозоли. Жесткая рука женщины, привыкшей работать на земле, живущей в мире, совсем не похожем на его мир.
– Хочешь, я поеду с вами? – спросил он.
– Спасибо, в этом нет необходимости. Оставайся с Димити. Рассматривай рисунки и картины, – проговорила Ханна со странной ноткой в голосе.
– Хорошо. Тогда увидимся, когда ты приедешь обратно.
– Я вернусь, как только их провожу. Часа через полтора. Тогда и поговорим. – Она повернулась и пошла обратно к машине.
