– Как ты сюда попал? – спросила она.
– По ошибке. Димити велела идти налево, но… Розафа ее не поняла.
Зак снова осмотрел комнатку, на сей раз не торопясь, чтобы как следует изучить все, что в ней находится. Зак не мог поверить своим глазам. Ханна следила за его взглядом, и он заметил, что ее бьет дрожь. Она обхватила себя руками, словно для того, чтобы успокоиться, но Зак так увлекся рисунками, что даже не спросил Ханну о причине ее тревоги.
Прямо напротив входа находилось маленькое окошко с разбитым стеклом, на котором висели поблекшие колеблющиеся занавески. Узкая кровать, кое-как застеленная сероватыми простынями и одеялом, располагалась справа у стены. Прямо на середине подушки виднелась вмятина, как будто на ней только что лежала чья-то голова. Слева от окна стоял длинный деревянный стол с придвинутым к нему простым жестким креслом. Стол был завален бумагами и книгами, заставлен банками с карандашами и кистями. Пол был пыльный и голый, не считая небольшого выцветшего вязаного коврика у кровати. Еще на нем повсюду лежали разбросанные листы бумаги, один из которых внезапно зашевелился, когда из окна подул ветер, затем поднялся в воздух и пролетел несколько дюймов над самым полом по направлению к Заку. Тот вздрогнул от неожиданности, так напряжены были его нервы. На всем протяжении стен взору представали рисунки и картины, приколотые и прислоненные к ним, покрывающие их практически целиком. Преимущественно рисунки, но и картины тоже. Красивые, неповторимые, принадлежащие Чарльзу Обри.
– Этого не может быть, – сказал Зак, не обращаясь ни к кому в частности.
– Ну, тогда все в порядке и нам не о чем беспокоиться, – с невозмутимым видом пошутила Ханна.
– Да понимаешь ли ты… – начал он и остановился.
Трепет благоговения лишил его слов, необходимых, чтобы закончить начатую фразу. Он медленно прошел к южной стене, к которой были прислонены наиболее крупные полотна, отодвинул те, что стояли в первом ряду, и посмотрел на другие, находившиеся за ними. Он обнаружил множество Деннисов. И хорошо знакомого ему Денниса, провоцирующе неоднозначного парня, портреты с изображением которого недавно несколько раз поступали в продажу, и других Деннисов – молодых людей, совершенно не похожих на своего собрата, с другими лицами, в другой одежде и в других позах. Множество вариаций на одну тему, и все под именем «Деннис». Зак нахмурился и начал думать, что это может означать. За спиной он услышал внезапный крик Димити:
– Он там? Он там? – В ее голосе прозвучало нечто, напоминающее отчаянную надежду, и Зак обернулся, когда она вошла в дверь, поддерживаемая Ханной, пытающейся ее утешить.
– Здесь нет никого, Димити, – сказал он.
На лице у старушки отобразилось смятение чувств, и она обшарила комнату взглядом, словно не желая ему верить. Затем она встала на колени посреди комнаты и обхватила себя руками.
– Значит, он ушел, – прошептала она. – Ушел по-настоящему и навсегда.
В ее словах прозвучало такое горе, что Зак почувствовал, как они охладили его энтузиазм, одернули и по-настоящему огорчили.
– Кто ушел, Димити? – спросил Зак.
Он присел на корточки рядом с ней и положил руку на ее плечо. Лицо старушки было мокрым от слез, взгляд метался по сторонам так, словно она кого-то искала.
– Чарльз, конечно! Мой Чарльз.
– Значит… он был в этой комнате? Чарльз Обри сюда приходил? Когда это было, Димити?
– Когда? – Казалось, этот вопрос ее озадачил. – Всегда. Он всегда был здесь, со мной. – Зак смущенно взглянул на Ханну и увидел, как она упрямо держит рот на замке, хотя ей явно есть что сказать. Он опять повернулся к Димити.
– Чарльз записался в армию во время Второй мировой войны, – сказал он ей. – Ушел воевать и погиб под Дюнкерком. Это было так? Вы помните? – Димити посмотрела на него с вызывающим выражением лица, и, когда заговорила, на нем появилась также гордость.
– Отправился на войну, но не погиб. Он вернулся ко мне и оставался со мной до конца жизни.
– Такое попросту невозможно, – услышал свой голос Зак и посмотрел на Ханну, но она кивнула.
– Это верно, – тихо сказала она. – Обри умер шесть лет назад. Здесь. Да, здесь.
– Ты имеешь в виду… – Мысли Зака кружились, пытаясь выстоять в стремительном водовороте новостей. – Ты хочешь сказать… что видела его? Что ты встречалась с Чарльзом Обри? – Он чуть не рассмеялся, таким диким показалось ему это предположение.
Но Ханна не шутила.
– Да, я его видела. Хотя не была с ним знакома. В тот единственный раз, когда я могла на него посмотреть, он был… уже мертв.
– Мертв, – прошептала Димити.
На ее лице вновь отразилось отчаяние, а тело обмякло, словно лишившись костей. Зак уставился на нее, потом на Ханну, а затем на маленькую узкую кровать с грязными простынями и отпечатком головы на подушке.
– Думаю… мне необходимо, чтобы кто-то объяснил мне все медленно и доходчиво, – проговорил он, тряхнув головой.
Димити пела «Бобби Шафто» снова и снова. С моря он назад придет, в жены он меня возьмет, милый Бобби Шафто.Эта песенка превратилась для нее в заклинание, в монотонную, без конца повторяющуюся мантру с ударениями, вторящими ее шагам, когда она ходила, высматривала его и ждала. Валентина ее слышала и пыталась выбить из головы дочери эту дурь: «Он смылся, неужто не понятно? И больше не вернется». Но Димити стояла на своем. Чарльз не оставит ее в Блэкноуле. Она не забыта и не отвергнута. Постепенно слова песни проникали все глубже и глубже в ее сознание, пока не стали непреложной истиной. С моря он назад придет, в жены он меня возьмет…Это стало истиной, тем, что ее ожидает, ибо иначе жизнь казалась невыносимой. В противном случае ее ждала давящая пустота одиночества, в которую она заглянула в тот самый раз, когда стояла на вершине утеса рядом с Селестой. Димити знала, что не перенесет этой пустоты, а потому продолжала петь и верить.
Но первым, кто к ней пришел, когда настали морозы и последние яблоки были убраны в бочки, оказался вовсе не Чарльз Обри. На пороге стояла высокая элегантная женщина с каштановыми волосами, уложенными на затылке в пучок. На ней было зеленое саржевое пальто и белые лайковые перчатки, а губы блестели от алой помады. Позади нее был припаркован таксомотор, двигатель которого работал на холостых оборотах, и выражение ее лица казалось угрюмым и несчастным. Когда Димити открыла дверь, гостья окинула ее с головы до ног быстрым оценивающим взглядом:
– Ты Мици Хэтчер?
– Да. А вы кто? – Она в свою очередь изучающе посмотрела на странную женщину, пытаясь угадать, в чем дело. Ей, наверное, лет сорок. Не слишком красивая, но представительная. Лицо гладкое, как у статуи, словно высеченное из мрамора.
– Селия Лукас. В деревне мне посоветовали обратиться к тебе… Делфина Обри снова убежала из школы. Ее не могут найти уже неделю, и все очень волнуются. Мне сказали, что если кто и мог ее видеть, так это ты. То есть если она подалась в эти края… – Женщина оглянулась по сторонам, на скалы, деревья и сам коттедж, словно удивляясь, что здесь вообще может кто-то жить. Ее произношение было безукоризненно правильным.
