— Какого цвета волосы?
— Ха, мы тоже старались вспомнить. Мы обе не могли это точно сказать, но в одном сходились: они были не белокурые, не черные и не рыжие. Что-то такое среднее: светло-каштановые, русые, темно-русые…
Доктор Кин, решил он после разговора. Или Бри Ливингстон. Но по какой причине та или другая решила отправить такой факс в «Скоттиш индепендент»?
И почему отправительница ничего не предпринимала в дальнейшем? Она, наверное, ожидала, что после этого факса произойдут какие-то события. Отзовется пресса. Подключится полиция. Неужели ее не удивило, что ничего не происходит?
Или она знала о том, что он занимается расследованием?
— Мне кое-что бросилось в глаза, — оторвал его Сандер от этих размышлений. — По поводу Айдана, Райана и Адама.
Бен взглянул на него с любопытством. В зале кто-то включил музыку погромче, так что Сандеру приходилось чуть ли не кричать ему в ухо.
— А именно: во всех семьях появились деньги после того, как умерли ребятишки. Одни говорят, что получили наследство, другая куда-то переезжает и разводит большую таинственность. И откуда у толстух появилась телевизионная панель, тоже никому в точности не известно.
— Ты хочешь сказать, что все они после гибели сыновей получили деньги?
Сандер кивнул:
— Вопрос только от кого.
— От фонда, — сказал наугад Бен. — Но почему?
— Из чистого человеколюбия? Я где-то читал, что такое иногда тоже случается.
— Нет. Потому что тут что-то нечисто. Плата за молчание. Что, если все ребята с собой покончили?
— А причина в том, что с ними случилось здесь?
— И кто-то из фонда пытался сделать так, чтобы люди не забили тревогу. Деньги для этого — самое простое средство, потому что все семьи нуждались в деньгах.
— Круто! — высказался Сандер. — Джейми тоже чуть было не покончил с собой.
— И заодно чуть не убил девочку, — напомнил ему Бен. — А ты с тех пор что-нибудь слышал, как там Джейми?
Сандер мотнул головой:
— У них никто не подходит к телефону, а когда я позвонил в дверь, мне никто не открыл, хотя они были дома.
— Нехорошо, — подтвердил его тревогу Бен. И тут снова зазвонил его телефон.
— Это Мэри, — услышал он тихий голос. Бен заткнул второе ухо, чтобы лучше слышать. — Вы оставили мне свою карточку. Я… Господи! Вы что, в каком-то клубе?
— Нет. В молодежном центре. Что я могу для вас сделать?
— Мы могли бы встретиться?
— Конечно! Где и когда?
Она так надолго задумалась, что он уже решил было, что она отключилась.
— Я как раз переезжаю. В Крейгентинни
[30]
, Мойра-террейс.
— Мне прийти туда? — спросил Бен.
— Нет, — торопливо ответила она. — Может быть, встретимся в пабе? В Портобелло? Это неподалеку от моего нынешнего жилья.
Она объяснила ему, как доехать, и он пообещал, что будет через час.
— Мэри нам наврала, — ответил Бен на немой вопрос Сандера.
Мальчик вскочил с дивана:
— Идем к ней?
— Не идем — иду только я.
По пути к автобусной остановке Бену в темноте показалось, что в одной из проезжающих мимо машин мелькнуло лицо Марка Каннингема. Машина ехала в северном направлении. Бен тихо выругался, кляня свою осторожность, из-за которой он решил не ехать в Крейгмиллар на машине.
Сорок второй автобус проехал до Кингс-роуд без остановок, там он вышел. Он прошел пешком до Стрэнда. Ни одного паба. Должно быть, Мэри что-то напутала. Он позвонил ей, она довольно скоро взяла трубку.
— Вы уже тут? — не то обрадовалась она, не то удивилась.
— Да. Вы, наверное, что-то перепутали. Здесь нет никакого паба.
Немного помолчав, она сказала:
— Значит, он находится на другой улице, выходящей на круговой перекресток. Он называется «Первый и последний». Я там еще ни разу не бывала, но видела как-то во время прогулки. Я сейчас же подойду.
— Не беспокойтесь, я как-нибудь сам его найду. Если нет, спрошу у прохожих.
Она не отвечала.
— Мэри, вы слушаете?
— Тсс! — раздалось в трубке.
По крайней мере, так ему послышалось. Следующий звук, который там раздался, нельзя было ни с чем перепутать: это был выстрел. Затем громкое дребезжание: ее мобильник упал на пол.
Тишина.
— Мэри, у вас все в порядке? — крикнул он в трубку.
В ответ — ничего, только легкий шорох.
Затем гудки «занято».
Кто-то отключил связь. Оставалось только надеяться, что это сделала сама Мэри. На следующую попытку дозвониться ответил голос автоответчика.
25
Нельзя же вечно плакать, подумала Кэтлин. Даже если временами тебе кажется, что ты не можешь чувствовать ничего, кроме горя, которое затмило все остальное. Но когда-то слезы кончаются. Что бы это ни было, организм сам решает, когда пора прекратить.
Так случилось и с ней. Затем появилось дикое ощущение, что все вокруг совершенно нереально. А потом в душе поднялась жгучая злость. Ее тоже включил словно бы сам организм. Некий режим борьбы за выживание, на который он настраивался сам, без ее участия. Все, хватит реветь! Кэтлин почувствовала в себе силы встретить во всеоружии все, что бы ни случилось.
Она вышла из гостевой комнаты Софи Несбит и спустилась по лестнице в переднюю. Из-за одной двери доносилась негромкая музыка. Она постучалась и услышала голос адвоката:
— Да, пожалуйста!
В просторной комнате был разлит мягкий свет включенного торшера. Торшер стоял возле классического письменного стола красного дерева со столешницей, покрытой темно-зеленой кожей, на которой лежал маленький черный ноутбук. Софи Несбит сидела на вращающемся табурете без спинки и подлокотников. В камине потрескивали дрова. Перед ним стоял большой диван, обитый синим бархатом. Ступая по мягкому шелковому ковру, Кэтлин подошла к дивану и села.
Как всегда, в обществе Софи Несбит она почувствовала себя несколько неуютно. Рядом с адвокатом, которая выглядела так, словно только что пришла с фотосессии, Кэтлин казалась растрепой: нечесаные волосы, одежда с чужого плеча (на ней все еще были вещи из гардероба Вэл), вся в бинтах! Опухшие красные глаза, распухший красный нос.
— Вам лучше? — спросила Софи.
Кэтлин мужественно кивнула.
— Я только что говорила по телефону с полицией, — продолжала Софи. — Вэл убита выстрелом в упор. Ее дорожная сумка исчезла, поэтому предполагают, что это было ограбление.
