— О господи! — тяжело вздохнул Бен.
Сандер прочитал следующее имя:
— Айдан Хендерсон… О черт! Я же знаю, кто это. Он застрелился. Кто-то рассказывал, что он решил получше рассмотреть ружье своего предка, а оно возьми и выстрели. Этого не могло быть, все знали, что Айдан умеет стрелять лучше всякого полицейского. Ты бы видел его! В ярмарочных тирах он попадал без промаха во все фигуры, он их все снимал, даже если хозяин неправильно установит ствол. Один пробный выстрел — и все, Айдан уже знает, как надо целиться. Да он ни разу в жизни не промахнулся!
— Райан Флеминг?
У Сандера на глазах проступили слезы:
— Говорили — осколки стекла. Это было ужасно. Никто не хотел верить.
— Не верили, что осколки?
— Да нет! Что малыш умер. Такой был славный мальчуган! Он только придет, и все уже улыбаются. Никудышные родители! Тут все только удивлялись: откуда это у них такой ребенок! Старшему-то брату уже лет сорок, и обе сестры ненамного моложе. Лет по тридцать пять. А их мать вдруг в пятьдесят взяла и родила еще одного. Она и не хотела рожать, но было уже поздно для аборта. Она же во какая толстуха, ну вот и заметила только, когда была уже на восьмом месяце. Райан был такой славный, а они за ним совсем не смотрели. Представляю себе, что он у них, может быть, несколько часов истекал кровью, пока они наконец о нем вспомнили и стали искать. Сволочи! — сплюнул Сандер.
— Про Адама я слышал, что он будто бы был склонен к депрессии.
Сандер бросил на Бена мрачный взгляд:
— Мать Адама — подстилка для всего Крейгмиллара. Она каждому дает, в любом месте и в любое время. Даже в школе есть несколько парней, которые к ней ходили, чтобы кое-чему поучиться. Она любому дает.
— За деньги?
— За все: за деньги, за курево, за все без разбору. С ней только поздороваются, она уже юбку задирает. Кто тебе рассказал про Адама?
Бен ответил уклончиво:
— Я был недавно в пабе, ну, там и услышал.
— В пабе? Там, на углу?
Бен кивнул.
— Послушай, что я скажу. Там все, без исключения, когда-нибудь у нее перебывали. Я не говорю, что в кровати, это слишком долгое дело. Она вечером ходит в паб не для того, чтобы выпить, а заходит через заднюю дверь в уборную и дожидается, когда к ней кто придет. Мерзость!
— Адам был у нее единственным ребенком?
Сандер кивнул:
— С тех пор она стала поосторожней. А может быть, сделала столько абортов, что больше не может иметь детей. Я слыхал обе версии. Так что не могу сказать.
— Адама она ведь родила в пятнадцать.
— Ага.
Бен понял, что надо было думать, что говоришь. Сандер сразу сделался отчужденным.
— Моей матери было четырнадцать, — сказал он. — И она все равно обо мне думает. Заботится обо мне. Она никогда не позволила бы мне принести домой бутылку водки. И она знает, кто был мой отец, и они до сих пор, как поженились, по-прежнему вместе.
— Прости, — сказал Бен совершенно искренне.
Значит, матери Адама только-только исполнилось двадцать пять, а ей уже довелось похоронить своего ребенка.
— Как думаешь, может быть, начнем с миссис Гордон?
Сандер расхохотался.
— Что тут такого смешного? — спросил Бен.
— Миссис Гордон! Тут ее никто так не называет.
— Не могу же я называть ее «подстилка».
Сандер подтвердил, что Адам был робким и замкнутым ребенком. Сандер не был с ним лично знаком, но несколько раз видел на улице. Мальчик всегда был один, а те, кто его знал, потому что учились в одном классе с другими детьми из этой семьи, рассказывали о нем всякое. Например, что его мать при нем занималась сексом. Что каждого мужчину, который поселялся у них в квартире (а таких было много), он должен был называть папой. Что этих мужчин интересовала не мать, а сам Адам. Что Адама заставляли заниматься с этими мужиками тем, что обычно делала его мать.
— Где она живет?
— Подстилка?
— Миссис Гордон.
Сандер встал, отряхнул свои джинсы и пошагал, показывая дорогу. Когда Бен хотел подняться, чтобы последовать за ним, он почувствовал, что отсидел ноги и они онемели. В суставах хрустело, и он подумал, что в каком-то возрасте тебе ничего не стоит часами просиживать на холодной земле. Но для него этот возраст прошел лет двадцать назад.
— Не забывай, что ты со мной только для того, чтобы сломать лед при встрече. Ясно?
— Ясно, не вопрос!
— О Джейми ни слова, ладно?
— Есть, шеф!
Сандер взял под козырек, бурча себе под нос: «Что он думает: башка у меня совсем не варит, или как?»
Всю дорогу к ожидающей сноса высотке, в которой жила Мэри Гордон, Сандер и Бен подробно выясняли вопрос, действительно ли Бен думает, что у Сандера не варит башка, или Бен решил, что Сандер просто напрашивается на комплименты: но Сандеру очень нужно было услышать от кого-то, что голова у него отлично работает.
Надежда Бена на то, что в доме окажется работающий лифт, оправдалась. Зато в кабинке воняло мочой и блевотиной. Он по возможности задержал дыхание, а потом дышал, закрывшись ладонями. Когда лифт поднялся на нужный этаж и дверь открылась, оба так и выскочили на площадку, хватая ртом воздух. В коридоре было ненамного лучше, но тут хотя бы пахло только чесноком и подгорелой индийской едой.
— Никогда еще я так не радовался подгорелому карри! — еле переводя дух, прохрипел Сандер.
Мэри Гордон оказалась гораздо симпатичнее на вид, чем по рассказам Сандера представлял ее себе Бен. Хрупкая молодая женщина с белокурыми волосами почти до бедер, правильными чертами лица и большими карими глазами. Она заговорила низким, прокуренным голосом без вульгарного акцента.
— Отец и сын? — спросила она, увидев на пороге двоих посетителей.
— О нет, это не то… Мы пришли по поводу… — забормотал смутившийся Бен.
— Это мой приятель Бен, он из газеты. Хочет вам помочь в связи с тем, что случилось с Адамом, — выправил Сандер возникшее недоразумение.
Мэри Гордон высоко подняла тщательно выщипанные брови.
— Какая же мне, по-вашему, требуется помощь? — спросила она с улыбкой.
— Вы позволите нам войти? Тут, в коридоре, наверное, как-то неудобно, — залепетал Бен. — Так что если вы не против…
Мэри провела гостей в свою тесную кухоньку.
— Чаю? — спросила она, зажигая конфорку.
Кухонька была чисто прибрана. Даже слишком, подумал Бен.
— Можно мне воспользоваться ванной комнатой? — спросил он, на этот раз только изображая смущение. — Меня тут угораздило во что-то вляпаться… Этот лифт…
