Одна мысль радует: я никогда не просила пощады! Не плакала, не унижалась… правда, допускаю, по причине все того же ступора.
Кстати, о Николеньке. Николенька Биллер, который вовсе не Николенька Биллер, а неизвестно кто. Сбежавший из тюрьмы преступник. Баська сразу же заявила, что она знала, она чувствовала, она говорила! Тетя Ая, наоборот, сказала, что не верит. Она не могла ошибиться, у нее нюх, это был настоящий Николенька, порода всегда чувствуется. То, что произошло, – недоразумение, может, он хотел просто пошутить, а Анна всегда была и есть… рассеянная. (Понимай: разгильдяйка!) Сколько раз она теряла ключи! (Ни разу в жизни я не теряла ключей!) И знакомства у нее сомнительные, взять хотя бы бывшего мужа. Вот и сейчас – бедный Николенька!
Баська сказала, что мне нельзя оставаться одной, а то можно тронуться мозгами, и позвала пожить у нее. Я отказалась. Баська – замечательный человек, моя лучшая подруга, но она… как бы это помягче… фрилансер! Во всех своих проявлениях. Спит до полудня, работает по ночам, смотрит подряд все «мыло», прыгая по каналам, в поисках свежих или забытых идей. Храпит, ходит по квартире в одних трусиках, но при украшениях и намазанная; хлещет кофе без продыху; в холодильнике – шаром покати, в морозильнике – прошлогодние пельмени. То, что она тогда потушила мясо, не лезет ни в какие ворота и, как оказалось, не к добру. А я… Амалии все-таки удалось меня выдрессировать – я не бросаю одежду на спинку стула, не оставляю на завтра немытую посуду, косметику держу в деревянной шкатулке на подзеркальнике, а не по всему дому… и так далее. Баська называет это занудством, а меня – занудой.
Я отклонила ее приглашение и осталась дома. Плотно закрыла дверь в кабинет и стараюсь не смотреть в ту сторону. Мы с Баськой обсудили убийство… Господи, звучит-то как! И я в центре. Соседи в истерике, показывают пальцем на мои окна, собираются у подъезда, замолкают, стоит мне появиться. Владик держит меня в курсе.
Этот человек назвался чужим именем, очаровал моих теток… Зачем? Чтобы познакомиться со мной? Вытащить ключи из моей сумочки и прийти сюда тайно под покровом ночи, а нас опоил снотворным? Зачем? Абсурд какой-то! Если бы он попытался ограбить теток, я бы еще поняла. Но меня? Трижды абсурд!
Я вздыхаю. Бедный Николенька… я не верю, что он злодей. Он славный парень, добродушный, не жлоб, с ним легко… было. Я никогда не смеялась так много, как в тот день… Я не знаю, зачем он сделал то, что сделал. Нет у меня ни одной здравой мысли. И что произошло здесь той ночью, я тоже не знаю. Его застрелили в моей квартире? Это неправда, это дурной сон, и я сейчас проснусь…
Единственное более-менее адекватное объяснение, родившееся в моей бедной голове: они пришли сюда вместе или убийца следил за ним, что-то их связывало – принимая во внимание уголовное прошлое, как вы понимаете, ничего хорошего. Убийца следил за ним, а потом поднялся за ним в квартиру… Все. Дальше – провал, черная дыра, помутнение сознания.
Может, я наследная принцесса и он искал документы, подтверждающие мое первородство? Или умер мой неизвестный родственник… где-нибудь в Бразилии и оставил мне миллионы, а также медные рудники и изумрудные копи? А Николеньке нужны были мои документы, чтобы подделать их и… и… выдать за меня знакомую аферистку и мошенницу и таким образом прибрать к рукам мои капиталы? Любое преступление… почти любое – в первую очередь экономика. Деньги. Бабки. Тугрики.
Все! Больше идей по теме у меня нет. Бедный Николенька!
Я включаю телевизор. Днем я забываю о том, что произошло, а вечером, придя домой, вспоминаю. Включаю везде свет, запираюсь на все замки, задергиваю шторы. Сижу тихо, как мышь, прислушиваюсь. Работающий телевизор мешает прислушиваться, и я, включив его, тут же выключаю. Звонит Баська, мы болтаем о том о сем. Баська крепится, я чувствую, как ей хочется поговорить об этом, но она терпит, чтобы меня не травмировать. Под занавес все же спрашивает: «Ну, что новенького?» – «Ничего», – отвечаю я.
Каждый вечер приходят Владик и Веня. Владик приносит то пирожки, то медовые коржики с грецкими орехами, смотрит сострадательно; Веня соглашается поиграть на флейте. Мы пьем чай и разговариваем, старательно избегая темы известных событий…
Телефонный звонок показался мне оглушительным – я, кажется, задремала. Голос в трубке был мне незнаком, и меня окатила волна ужаса.
– Добрый вечер, – произнес приятный мужской голос. – Вас беспокоит Федор Алексеев. Мне нужно поговорить с Анной Ломакиной.
– А-а-а… – проблеяла я. – Какой Федор Алексеев?
– Анна, вы? Я друг вашего коллеги, Савелия Зотова. Он попросил меня поговорить с вами. Мы не могли бы встретиться?
– Когда? – по-дурацки спросила я.
– Сейчас. Я около вашего дома. Давайте код.
И он пришел…
В длинном белом плаще на меху, в широкополой черной шляпе, укутанный в черно-зеленый длинный шарф. Я открыла дверь и… оцепенела! Я не ожидала ничего подобного от моего начальника Савелия Зотова, я была готова увидеть скромную незаметную личность ему под стать, но передо мной стояла ожившая картинка из каталога мод!
– Анна? – произнес незнакомец приятным голосом. – Добрый вечер. Ну и погодка!
– А-а-а… да, погодка, – пробормотала я. – Прошу!
Он снял шляпу, оглянулся, прикидывая, куда бы ее пристроить. Положил на тумбочку. Размотал шарф, расстегнул плащ…
– Меня зовут Федор. Федор Алексеев. Мой друг Савелий много рассказывал о вас, Анна.
Мне Савелий тоже много чего рассказывал, но я и представить себе не могла…
Мы сидели на диване, рассматривая друг дружку. Наконец, насмотревшись, он произнес:
– У меня к вам несколько вопросов, Анна. Вы позволите?
Я кивнула.
– И первый… Я уверен, вам уже его задавали. Как, по-вашему, что искал лже-Биллер в вашей квартире? Подумайте.
– Понятия не имею! – воскликнула я. – У меня нет ни денег, ни золота. У меня ничего нет, только мамино колечко с александритом и бабушкина брошка с гранатами. Мама была равнодушна к украшениям, а я… я предпочитаю бижутерию, – сказала я и мысленно добавила: «Браслет с бирюзой, который на всякий случай таскаю в сумке, и родиевую цепочку с подвеской – белым сапфиром, которую надевала в последний раз на прошлый Новый год. В отличие от Баськи, которая, как сорока, любит блестящие предметы».
– Ваши родители – они?..
– Их нет. Они оба были врачами-кардиологами, папа заведовал кардиологическим отделением областной больницы, мама работала там же. Они погибли четырнадцать лет назад в авиакатастрофе.
Мы помолчали, и он спросил:
– Ваш отец занимался научной деятельностью?
– Он издал две монографии по своей теме, печатался в медицинских журналах. В столе лежат его бумаги… но это же было пятнадцать лет назад! С тех пор наука ушла далеко вперед.
– Понятно. – Он вздохнул. – Возможно, марки, монеты, картины?
