– Это Арбат и его окрестности, второй
Пречистенский участок. Гувернантка выйдет из коляски вот здесь, у Малого
Афанасьевского, потом, как бы в нерешительности, помедлит и свернет сюда, на Большой
Афанасьевский, оттуда на Сивцев Вражек, потом…
Он еще довольно долго перечислял повороты,
сверяясь по бумажке. Все внимательно слушали, хотя ее величество, судя по
брезгливой складке у рта, больше думала о запахе пота, явственно исходившем от
распаренного обер-полицмейстера.
– Итого – я уже посчитал – она минует на
своем пути девятнадцать отрезков, на которых расположено двести тридцать
домов. – Ласовский торжествующе оглянулся на государя и отчеканил. –
И в каждом из этих домов будет находиться по моему человеку. В каждом! Именно
этим сейчас и занимаются мои помощники. То есть при всей видимой случайности
маршрута гувернантки она все время будет находиться в поле нашего зрения,
однако же злодеям это будет невдомек, поскольку филеры, агенты и переодетые
городовые расположатся в обывательских домах и квартирах. Если она пройдет по
всему пути, а к ней все еще никто не приблизится, она сделает второй заход,
третий – сколько понадобится.
– Толково, не правда ли? –
самодовольно осведомился Симеон Александрович, очень гордый своим
полицмейстером.
– П-позвольте, полковник, – вдруг
подал голос Фандорин. – А вы уверены, что мадемуазель Деклик, никогда
прежде не бывавшая в Москве, не запутается в вашем мудреном маршруте?
Ласовский насупился:
– Я лично запрусь с ней в комнате и
заставлю выучить наизусть все углы и повороты. У нас останется для этого целый
час.
Фандорин, казалось, был удовлетворен ответом и
ни о чем больше не спрашивал.
– Нужно послать за склаважем, –
вздохнув, сказал государь. – И да поможет нам Господь.
В половине пятого, когда бледная, с решительно
закушенной губой мадемуазель шла к экипажу, где ее ожидали два жандармских
офицера в штатском, в коридоре к ней подошел Фандорин. Я был рядом и слышал
каждое слово.
– От вас, сударыня, требуется только
одно, – очень серьезно сказал он. – Не подвергать жизнь мальчика
угрозе. Будьте наблюдательны, это ваше единственное оружие. Я не знаю, что
з-задумал Линд на этот раз, но руководствуйтесь собственным разумением, никого
не слушайте и никому не доверяйтесь. Для полиции важна не столько жизнь вашего
воспитанника, сколько избежание огласки. И еще… – Он посмотрел ей прямо в
глаза и проговорил то самое, что недавно пытался, да не сумел сказать я. –
Не вините себя в случившемся. Если б вы и не оставили малыша одного, ваше
присутствие все равно ничего бы не изменило. Лишь прибавило бы лишнюю жертву,
потому что доктор Линд свидетелей не оставляет.
Мадемуазель быстро-быстро затрепетала ресницами,
и мне показалось, что с них слетела слезинка.
– Merci, monsieur, merci. J'avais besoin
de l'entendre.
[17]
Она положила Фандорину руку на запястье –
совершенно так же, как давеча мне – и еще пожала. Он же, префамильярно стиснув
ей локоть, кивнул и быстро пошел к себе с таким видом, будто очень куда-то
спешил.
От всех этих пожатий я окончательно пал духом.
[Забегая вперед – позднее станет ясно, почему
– расскажу, чем закончилась операция московской полиции.
План полковника Ласовского был очень недурен и
наверняка увенчался бы успехом, если б Линд исполнил условия предложенной им же
встречи. Но именно этого коварный доктор, увы, и не сделал.
Итак, гувернантка ехала в коляске на Арбат. В
руках у нее был бархатный ридикюль с бесценным сокровищем, рядом находились два
жандарма: один напротив, другой на козлах.
Сразу за Крымским мостом, когда экипаж
повернул на какую-то улицу (если не ошибаюсь, она называлась Остоженкой)
мадемуазель вдруг выпрямилась в полный рост, обернулась вслед проехавшей
навстречу карете и пронзительно закричала:
– Мика! Мика!
Офицеры тоже оглянулись и успели увидеть меж
колыхнувшихся занавесок заднего оконца синюю матросскую шапочку.
Разворачивать коляску – как и мне накануне –
времени не было, но, к счастью, навстречу ехал извозчик.
Жандармы велели мадемуазель оставаться в
экипаже, а сами выкинули из пролетки ваньку и пустились в погоню за каретой,
что увозила Михаила Георгиевича.
Догнать не смогли, потому что извозчичьему
коньку было не по силам тягаться с четверкой хороших лошадей, а тем временем к
мадемуазель Деклик, потерянно метавшейся на сиденье, приблизился некий господин
при усах и бородке, учтиво приподнял фуражку горного ведомства и сказал на
безупречном французском:
– Условие выполнено – вы видели принца. А
теперь пожалуйте взнос.
Что могла поделать мадемуазель? Тем более, что
неподалеку прохаживались еще двое мужчин, по ее словам, куда менее
галантерейного вида, чем учтивый господин.
Она отдала ридикюль и, следуя указанию
Фандорина, постаралась получше запомнить всех троих.
Ну, запомнила и впоследствии подробнейшим
образом описала. А много ль от этого толку? Судя по всему, недостатка в людях
доктор Линд не испытывал.]
* * *
О провале задуманной обер-полицмейстером
операции я узнал позже, ибо в тот вечер в Эрмитаже меня не было. Когда
мадемуазель, так и не доехавшая до хитроумной арбатской ловушки, вернулась
обратно, я находился уже далеко от Нескучного сада.
После проводов гувернантки, вынужденной
участвовать в рискованном предприятии из-за того, что я повел себя глупо и с
заданием не справился, безделье показалось мне особенно мучительным. Я ходил
взад-вперед по своей комнате и думал о том, какое чудовище Фандорин. Этого
гуттаперчевого господина нельзя подпускать к девушкам и порядочным женщинам.
Как бесстыдно вскружил он голову ее высочеству! Как ловко завоевал расположение
мадемуазель Деклик! И, главное, зачем? Что этому лощеному, видавшему виды
обольстителю скромная гувернантка – не красавица, не гранд-дама? Зачем было
говорить с ней таким бархатным голосом, да еще нежно жать локоток? О, этот
субъект просто так ничего не делает.
Тут-то моя мысль и повернула в совершенно
неожиданную сторону. Я вспомнил, как Симеон Александрович, знающий Фандорина по
прежней жизни, назвал его «авантюристом наихудшего сорта», от которого можно
ожидать чего угодно. Такое же впечатление сложилось и у меня.
В моем мозгу одно за другим затеснились подозрения,
и, чтобы разобраться, я попытался на манер того же Фандорина выстроить их по
ранжиру.