– Как я мог так п-просчитаться! В голову
не пришло, что карет не одна, а две. Ну, конечно. Линд приготовил две кареты,
потому что собирался похитить и девушку, и мальчика, а потом развезти их по
раздельным тайникам. Потому-то Меченый и схватил только великую княжну. Для
великого князя была предназначена вторая карета. Наверняка и Линд был там, что
меня особенно бесит. Гувернантка невольно облегчила похитителям задачу, отнеся
ребенка именно туда, где пряталась в з-засаде вторая группа похитителей. Их
план удался только наполовину, но это мало что меняет. Линд все равно взял
Россию за горло…
При этих словах его величество с видом
крайнего беспокойства заозирался по сторонам, зачем-то оглядывая углы гостиной.
Я сделал маленький шаг вперед, пытаясь угадать желание императора, но не
хватило соображения.
– Скажите, дядя Джорджи, где у вас тут
икона? – спросил монарх.
Георгий Александрович недоуменно взглянул на
племянника и пожал плечами.
– Ах, Ники, ради бога! – поморщился
Кирилл Александрович. – Только без «помазанника Божия». Тебя, кстати, еще
и не помазали. А если коронация будет сорвана, то и не помажут.
Его величество ответил на это с видом глубокой
убежденности:
– Я не вижу, что тут может помочь кроме
молитвы. Всё в руке Всевышнего. Если Он решил устроить мне, слабому и
недостойному, такое испытание, значит, в этом есть некий великий смысл. Надо
довериться Его воле, и Он даст избавление.
Я вспомнил, что видел в кабинете его
высочества какой-то закопченый образок с потемневшей от старости лампадкой.
Неслышно ступая, отлучился на минутку и понес государю икону – только
предварительно протер салфеткой.
Пока император с искренним чувством и даже со
слезами на глазах произносил слова молитвы, великие князья терпеливо ждали,
только Симеон Александрович, позевывая, полировал бархоточкой и без того
безупречные ногти.
– Мы можем продолжать, Ники? –
бесстрастно спросил Кирилл Александрович, когда государь, в последний раз перекрестившись,
вернул мне образ. – Итак, подведем скорбные итоги. Мика похищен жестоким и
хитроумным преступником, который угрожает не только умертвить мальчика, но и
сорвать всю коронацию. Что здесь можно сделать помимо упований на помощь
Всевышнего?
Карнович, приподнявшись, прошелестел из своего
угла:
– Найти его высочество и вызволить из
плена.
– Прекрасно, – обернулся к нему
Кирилл Александрович и язвительно кивнул. – Ищите, полковник. Господин
Линд дал нам срок до полудня. В вашем распоряжении целых полтора часа.
Начальник дворцовой полиции снова опустился на
стул.
Здесь впервые за все время заговорил Павел
Георгиевич. С искаженным, еще не просохшим от слез лицом он сказал дрожащим
голосом:
– А может быть, отдать? Ведь Мика –
живой, а «Орлов» в конце концов – всего лишь камень…
Вечные противники Кирилл Александрович и
Симеон Александрович воскликнули хором:
– Нет!
– Ни за что!
Государь с состраданием взглянул на кузена и
мягко сказал:
– И потом, Полли, господин Фандорин
весьма убедительно пояснил, что передача алмаза нашего Мику все равно не
спасет…
Павел Георгиевич всхлипнул и некрасиво,
рукавом, вытер щеку.
– Выйди, Полли, – строго проговорил
отец. – Жди у себя в комнате. Мне стыдно за тебя.
Порывисто вскочив, Павел Георгиевич выбежал за
дверь. Я и сам с трудом удерживал невозмутимое выражение лица, хотя на меня,
конечно, никто и не думал смотреть.
Бедный Павел Георгиевич, бремя августейшей
ответственности давалось ему нелегко. В воспитании великих князей и княжон на
первом месте стоит вырабатывание самоконтроля и выдержки, умения владеть собой
в любых обстоятельствах. С раннего детства их высочеств приучают сидеть на
длинных и утомительных парадных обедах, причем нарочно сажают рядом с самыми
неумными и несносными гостями. Нужно внимательно слушать, что говорят взрослые,
не подавать виду, что их общество скучно или неприятно, смеяться их шуткам, и
чем глупее острота, тем искренней должен быть смех. А чего стоит христосование
на Пасху с офицерами и нижними чинами подшефных полков. Иной раз приходится
совершить лобзание более тысячи раз в течение двух часов! И не дай бог выказать
усталость или отвращение. Но Павел Георгиевич всегда был таким живым и
непосредственным мальчиком, ему плохо давались упражнения на выдержку, да и
теперь, хоть его высочество и достиг совершеннолетия, ему еще многому следовало
научиться.
После того, как за великим князем хлопнула
дверь, воцарилось долгое, мрачное молчание. Все вздрогнули, когда часы пробили
одиннадцать без четверти.
– Однако если «Орлова» не отдать, –
встрепенулся его величество, – этот Линд убьет Мику, и завтра подкинет
тело на Красную площадь или к Храму Христа Спасителя. Это выставит меня,
русского царя, на позор перед всем цивилизованным миром!
– А с тобой и весь дом Романовых, –
заметил Симеон Александрович.
Кирилл Александрович хмуро прибавил:
– И всю Россию.
– Бог свидетель, – горестно вздохнул
государь, – я никогда не желал короны, но таков уж, видно, мой крест.
Недаром я появился на свет в день Иова Многострадального. Господи, научи,
вразуми, что делать?
За Господа ответил Фандорин, отчетливо
произнесший одно-единственное слово:
– П-прокат.
– Что? – удивленно приподнял брови
его величество.
Мне тоже показалось, что я недослышал.
– Нужно взять «Орлова» у Линда напрокат
до окончания к-коронации.
Симеон Александрович покачал головой:
– Он бредит!
Старший же из великих князей сосредоточенно
прищурился, силясь вникнуть в смысл дикого предложения. Не вник и спросил:
– Как так «напрокат»?
Фандорин хладнокровно пояснил:
– Нужно сообщить Линду, что его условие
принято, однако до коронации по понятным причинам исполнено быть не может.
Посему за каждый день задержки доктор будет получать некую сумму, весьма
значительную – мы как бы возьмем у него «Орлова» напрокат. До коронации ведь
еще неделя?
– Но что нам это даст? – схватился
за пышный ус Георгий Александрович.
