- Я не вовремя. Эмма Ивановна? Вы заняты чем-то?
- Нет… Да. Просто Вы позвонили очень неожиданно, вот я и…
- Мне прийти в другой раз?
Помотав головой, Эмма Ивановна отступила в прихожую - на один только шаг. Посетитель тоже сделал шаг - дверь не закрывалась. Эмма Ивановна еще отступила - гость еще немножко продвинулся. Проклятая дверь по-прежнему не закрывалась. Маленькими шагами прошли все же в прихожую - наконец закрылась дверь, чтоб ее!..
- Вот Вы и вошли, - констатировала Эмма Ивановна.
- Вы позволите мне снять пальто?
- Тут вешалка. - Она смотрела посетителю прямо в глаза.
- Где? - спросил тот, тоже не отводя взгляда.
- Сбоку.
- Спасибо. - Медленно расстегивал он пальто с тысячей, казалось, пуговиц. - Вы уходить куда-то собирались?
- Нет, а… что?
- Просто я подумал: Вы в шляпе…
Эмма Ивановна дотронулась рукой до головы, шляпу стянула: так и стояла со шляпой в одной руке и пестреньким нейлоновым носком в другой. Впрочем, не глядя, бросила шляпу на полку. Вошли в комнату.
- Присаживайтесь, - Эмма Ивановна кивнула на кресло, сама же в кресло это и опустившись - без сил. Гость поискал глазами стул, сел далеко от Эммы Ивановны. Молчали.
- Пожалуйста, говорите, - попросила Эмма Ивановна. - Спросите у меня о чем-нибудь.
- О чем бы, например?
- Я не знаю.
- Хорошо, спрошу. Вы помните мое имя?
- Да. Станислав Леопольдович.
- А имя Клотильда говорит Вам что-нибудь? Вы знаете это имя?
Эмма Ивановна кивнула. Гость молчал.
- Знаю. - Эмма Ивановна кивнула еще раз - на всякий случай. - Это такое немецкое имя. Довольно редкое теперь. И что?
- Да ничего, в общем. У Вас оно с чем связано?
Эмма Ивановна немножко подумала - самую малость:
- Клотильда… Будденброк. Она ела очень много.
- А еще?
- Еще… очень набожная была.
- Да нет, я не о Клотильде Будденброк, я о Вас. Что Вы еще можете об имени этом сказать?
- Ничего больше, - устало ответила Эмма Ивановна.
- Хорошо.
- Хорошо?
- Не знаю, впрочем. Почему Вы тогда назвали меня "магистр"?
- Потому что… сон. Я Вас так во сне называла. Несколько недель назад. Но при чем тут Клотильда?
- Видите ли, это имя моей жены.
- Вы женаты, - заключила Эмма Ивановна очень спокойно.
- Она оставила меня много лет назад.
- Вы были женаты, - так же спокойно исправилась Эмма Ивановна.
- Был. Вот Клотильда… Кло и называла меня тогда "магистр". Я подумал что Вы, может быть, с ней знакомы, раз… раз знаете домашнее мое имя.
- Нет, мы не знакомы.
- Значит, сон вещий.
- Как интересно, - без энтузиазма сказала Эмма Ивановна. Повременила и добавила: - Я догадалась, зачем Вы пришли.
- Это нетрудно: я ведь откликнулся на Ваше предложение.
- Вы послушны, - усмехнулась Эмма Ивановна. - Хоть, помнится, и заставляли себя долго упрашивать.
- Вы ничего не знаете обо мне, что же Вы так… - поморщился Станислав Леопольдович.
- Но и Вы ничего обо мне не знаете. - Эмма Ивановна вздохнула. - Я очень, очень устала. Два часа назад я проводила на поезд человека, который говорил, что любит меня и любил… и я думала, что люблю его, что могу любить его.
Станислав Леопольдович смотрел на носок в руке Эммы Ивановны.
- Носок, - сказал он. - Веселенькой расцветки. Трогательно.
- Как Вы можете! - тихо возмутилась Эмма Ивановна.
- Вы любите до сих пор? - почти смеясь.
- Это мое дело, - она защитила себя как смогла. И вдруг призналась: - Сама не пойму. Просто не было никого - и как-то уже неважно стало… люблю, не люблю.
- Важно. Это всегда важно. - Гость продолжал смотреть на носок.
Эмма Ивановна сжала носок в кулаке, сунула в карман платья.
- Он навсегда уехал. В Воронеж. Домой. И сразу Вы пришли, - она опять усмехнулась, - на освободившееся, так сказать, место… Вы тоже ко мне на месяц? Или нет, даже на вечер один - без чемодана!
- У меня нет ничего, Эмма Ивановна, никаких вещей. Но я к Вам навсегда.
- И он говорил, навсегда. А для Вас навсегда - это… сколько?
- Долго, - сказал Станислав Леопольдович.
- Как долго? До смерти?
- Больше, Эмма Ивановна. Больше. Правда, есть одно обстоятельство… Но потом об этом. Вы не думайте, я все понимаю: очень я поздно пришел. Надо было бы мне первому… до него… А после уже - я считал себя не вправе: я наблюдал немножко за вами - издалека. Вы были счастливы… Как и еще одна пара - молодых совсем людей, за которыми я тоже издалека наблюдал: Петр и Эвридика, мои подопечные, они-то уж точно счастливы, им не до меня. Я и не вмешивался… у них тоже все быстро…
- Ваши… дети?
- У меня нет детей. Просто я как бы отвечаю за них, но об этом когда-нибудь совсем потом. Вы успокойтесь только.
- Попробую. - Эмма Ивановна встала: сидеть не могла уже. - Давайте-ка мы с Вами чаю крепкого…
- Спасибо, - с поспешностью - странной - сказал гость. - Я не могу чай пить, спасибо.
- Не можете? Тогда кофе, да?
- И кофе не надо, спасибо.
Отказ был полным. Настаивать не имело смысла.
- У меня еще вина есть немножко. Знаете… сухое, хотите?
Гость покачал головой - энергично.
- Значит, совсем ничего? Или вот… водички минеральной?
- Эмма Ивановна, - он прижал руку к груди, - не беспокойтесь, прошу Вас. Ничего не надо. Мне нельзя этого ничего.
- А что, что вам можно? Сок, компот, кисель - что? Простой воды выпейте! - почти крикнула она. Пожала плечами, села. И начала рассказывать про какого-то своего знакомого, у которого кролики. Знакомый был не ее, а Дмитрия Дмитриевича.
- Это очень интересно. - Станислав Леопольдович внимательно выслушал путаный рассказ про кроликов.
- Нет, но так невозможно, я не знаю о чем с Вами говорить… Я вся издергалась. - Она снова поднялась. Отошла к окну.
- Ничего, - гость полуприкрыл глаза, - сейчас… Я все сам. Я люблю Вас.
Эмма Ивановна не поняла сказанного. Она только испугалась - неизвестно чего. Кажется, слов, которые сама произносила чаще, чем "здравствуйте". Но испугалась до смерти.
- Не пугайтесь. Того, кто Вас любит, чего ж пугаться… А любовь всегда бывает или внезапно, или тогда уж никак. Меня, например, совсем не смущает, что несколько часов назад на моем месте сидел Дмитриев-Дмитрий-Дмитриевич и рассказывал Вам про кроликов. Я ведь знаю… да и Вы знаете: перед любовью обязательно должны быть какие-нибудь дмитриевы-дмитрии-дмитриевичи.