У меня есть один знакомый психиатр – подчеркиваю, не столько хороший, сколько знакомый психиатр. Но выбирать не приходится – приходится вызывать нехорошего знакомого психиатра. Имя его… впрочем, неважно, будем называть его Лапуленька, ибо так называет его жена, которая с ним одна сатана и которую я ненавижу – в частности, и за это.
– Лапуленька! – кричу я в пространство, и Лапуленька является полусонный в пижаме и тапочках на босу ногу, поскольку сейчас ночь. В руке у Лапуленьки маленькие ножницы, которыми он по ночам обычно стрижет большие свои усы.
– Лапуленька, – прошу я, – положи ножницы на пол и поставь диагноз этой красивой девушке.
Лапуленька кладет ножницы на пол и ставит Марте быстрый и точный диагноз, даже не взглянув на нее:
– Эта красивая девушка сошла с ума, – говорит Лапуленька и поднимает ножницы с пола, намереваясь стричь усы.
– И что теперь делать, Лапуленька? – спрашиваю я.
– Лечить – «что делать»! – орет полусонный Лапуленька. – Лечить в психоневрологическом диспансере по блату.
– Это почему же по блату?
– А потому, – продолжает орать Лапуленька, – что больше никак. Сумасшедших вообще не лечат. Их сажают в сумасшедшие дома и не лечат, а только кормят. Значит, нужен блат.
– Лапуленька, у меня есть блат! Это ты. – Я с умеренной нежностью смотрю на него и поправляю ему воротничок пижамы, который загнулся ближе к телу.
– Тогда, если у тебя есть блат, надо его использовать. Используй меня.
– Чтобы что-то использовать, надо знать правила пользования, – скучаю я.
Тогда Лапуленька достает из верхнего кармана пижамы маленькую аккуратную бумажку и протягивает ее мне с радостной улыбкой. Я читаю вслух:
«Правила пользования Лапуленькой».
Я опускаю глаза к краю бумажки, где значится: «Отпечатано в Первой Образцовой типографии». Испытав приступ удушья, я перехожу к подробному ознакомлению с инструкцией.
«Лапуленька, психиатр бытовой (ЛПБ), предназначен для эксплуатации в жилых помещениях. ЛПБ состоит из…» – далее следует длинный перечень составных частей Лапуленьки, который я опускаю из экономии сил и средств, а также по причине прозрачности лапуленькиной структуры.
Затем идет раздел «Подготовка Лапуленьки к работе». Это важно. «Включить ЛПБ, – читаю я, – в сеть межличностных отношений. Выждать некоторое время».
– Лапуленька, – прерываюсь я, – тебя уже включили в сеть межличностных отношений. Не стриги усы! Сейчас надо выждать некоторое время.
– Выждем, – соглашается Лапуленька, психиатр бытовой, и, наконец, швыряет ножницы в угол.
Мы выжидаем минут пятнадцать-двадцать.
«Через некоторое время ЛПБ начинает действовать в режиме минимальной нагрузки».
– Лапуленька… ЛПБ, действуй в режиме минимальной нагрузки, – строго говорю я.
Лапуленька подходит к Марте и немного отрывает ее от пола. Марта, которая к этому времени уже беснуется и кричит на весь зал, что она Белоснежка и семь гномов, заметно успокаивается и начинает кричать, что она Крошечка-Хаврошечка, а это куда ближе к истине – хотя бы по двум признакам: национальному и количественному.
«Из режима минимальной нагрузки ЛПБ самостоятельно переходит в обычный режим»…
– Лапуленька, – наседаю я, – переходи давай в обычный режим.
– Не понукай меня, – делает замечание ЛПБ, – там написано, что я перехожу в обычный режим самостоятельно.
Тем не менее, в обычный режим он не переходит, продолжая держать Марту все в том же положении.
– Лапуленька! – свирепею я. – Ты будешь, наконец, переходить в обычный режим или останешься как есть? Сколько можно!
ЛПБ кладет Марту на пол и замирает.
– Что случилось? – пугаюсь я.
– Перегрузка, – отвечает Лапуленька, психиатр бытовой, становясь равнодушным вообще ко всему. – Не надо было меня понукать. Теперь тебе самому придется отвозить девушку в сумасшедший дом. Без блата. У тебя был бы блат, если бы ты правильно меня использовал и дождался, пока я перейду в обычный режим самостоятельно. Ты не дождался. Так что пеняй на себя. – И ЛПБ умолкает навеки.
Некоторое время я пеняю на себя, потом взваливаю на плечи безутешного Редингота тихонько беснующуюся Марту – и безутешный Редингот незаметно выходит из конференц-зала.
Ну что ж, читатель, – в сумасшедший дом? В крайнем случае, потом придется вернуться к началу главы – и написать все по-другому, если положение окажется совсем безнадежным. Мда-а-а, ну и проблемы…
Чудны дела мои, Господи!
Между тем, в сумасшедших домах и в самом деле никого не лечат. И, может быть, правильно делают: сумасшедшие, они такой уж народ – их лечи не лечи… Все равно беснуются, как сумасшедшие, или же тихо сидят, но опять-таки – как сумасшедшие. И сразу понятно, что они не в своем уме, а в чьем-то чужом – кто в чьем. Так там и спрашивают: – Этот вот в чьем уме?
И про Марту у Редингота спросили:
– Она у Вас в чьем уме?
– Она у меня в уме Крошечки-Хаврошечки, – с какою-то даже гордостью ответил Редингот, полагая Крошечку-Хаврошечку не самым, между прочим, глупым человеком.
– У-у… – загудел сумасшедший дом: ум Крошечки-Хаврошечки его, вроде бы, не устроил.
– А Вы бы хотели, чтобы она в чьем уме была? – Рединготу стало просто интересно.
– Ну, в чьем… У нас тут, между прочим, чтоб Вы знали, платон на платоне и платоном погоняет!
Так ответил сумасшедший дом и очень подозрительно взглянул на Редингота острым органом зрения.
– Вот и хватит с вас платонов! – Редингот поднял Марту с пола и положил на стол, где она продолжила свои тихие беснования. – А Крошечка-Хаврошечка, кстати сказать, коровке в одно ушко влезала, в другое вылезала, – добавил он.
После этого замечания сумасшедший дом заинтересовался самим Рединготом.
– Нуте-с, – сказал сумасшедший дом, – а какое же сегодня число какого месяца какого года?
– Да шут его знает, – беспечно ответил Редингот и озабоченно взглянул на Марту. – Может быть, ее уже имеет смысл препроводить в палату?
– Кого препроводить в палату – это нам решать, – сказал сумасшедший дом и, в свою очередь, предложил: – А не назвать ли Вам лучше свое имя?
– Мое имя Редингот, – сказал Редингот, – а Ваше?
– Клара Семеновна, – сказал сумасшедший дом.
– Вы женщина? – Редингот обалдело уставился на мужчину.
– Это как посмотреть, – уклонился на полметра сумасшедший дом.
Редингот посмотрел и этак и эдак, после чего грустно заметил:
– Действительно. С одной стороны, Вы симпатичный мужчина, с другой – страшненькая женщина. А Редингот – это пальто такое.
