В свете фонарика, оброненного надсмотрщиком, Оскар увидел Шрама. Тот весь обливался потом под своей грязной рубашкой, распахнутой на заросшей седыми космами груди, и пытался дотянуться до горла Оскара.
– Попался, маленький засранец! – прохрипел Шрам, схватив одной рукой за волосы Оскара и подтягивая к себе. – Сейчас я тебя задавлю…
Пуля надзирателя попала Шраму между глаз. Слова его оборвались. Голова каторжника запрокинулась назад, выплеснув из затылка мозги и кровь, как густой сироп. Сила в его руках тут же иссякла.
В этот момент разящая сталь бронебойных сердечников снарядов вспорола левый борт, выхаркнув из него облако острых щепок. Появилось множество рваных отверстий, словно галере взрезали брюхо. Один из снарядов, пронзительно взвизгнув, срикошетил прямо в спину надзирателя, вырвав из его груди большой кусок мяса и костей, а затем угодил в бочку, расколов ее. Вода выхлестнула наружу. Оскар вывалился из бочки, ошарашенно озираясь по сторонам и ощупывая свое тело. К счастью, он не пострадал, не считая нескольких порезов.
Галера на какое-то мгновение замерла, а потом медленно подалась обратно. В пробоины хлынула вода, стремительно заполняя трюм.
Наверху, на палубе, разорвались гранаты, и минуту спустя начался абордажный бой.
– Оскар! – раздался женский крик за спиной. – Возьми ключи и скорее открой замок!
Оскар обернулся. На него смотрела миловидная мулатка лет тридцати-тридцати-двух, а рядом с ней, вцепившись руками в решетку, стоял дюжий подросток, чертами лица очень схожий с этой женщиной, но более темнокожий. Костяшки пальцев у него были разбиты и загноились. Женщина протянула через решетку руку и бросила связку ключей под ноги Оскару.
Вода прибывала в трюм и уже доходила до щиколоток.
Оскар медленно приблизился к женщине. Он пытался вспомнить, завороженно смотрел на нее, не отрывая глаз, находясь в раздумье, не зная, что делать дальше.
– Где ты их взяла? – задал он ей глупый в данной ситуации вопрос.
– У него, – женщина кивнула на мертвого надзирателя. – Скорее! Открывай! Ну чего ты застыл! Оскар, подбирай ключ!
Оскар вставил первый попавшийся ключ в замок и провернул. Дужка замка открылась.
«Черт! Черт! Откуда она знает мое имя? Его здесь никто вслух не произносил!» – подумал Оскар. И его осенило.
Он поднял голову и тут же вспомнил эту женщину…
* * *
Едва Оскар оказался на палубе, под сине-серым небом, как на него набросился дюжий пират, все тело которого было покрыто татуировками, отображавшими всех святых, точно это был не человек, а ходячая часовня, которой впору детей пугать. Оскар успел пригнуться – сталь клинка разбойника просвистела над его головой – и отпрыгнул назад. Но тут же получил удар ногой в грудь и упал на спину.
– Стой, Попрыгун! – крикнула женщина и преградила путь, став между пиратом и Оскаром.
Попрыгун, а это был именно он, нахмурился, готовый саблей рассечь женщину надвое, но постепенно его злое лицо начало разглаживаться, рука с оружием опускалась. Секунд пять он стоял, почесывая колючий подбородок, с открытым ртом, а потом произнес:
– Святые сиськи! Не может быть! Магда!
Оскар осмотрелся. Глотка у него пересохла, как песок под палящим солнцем.
Толпу рвущихся из трюма, вопящих людей, уже сдерживали пираты, не давая им вылезти наружу по трапу. Нескольких каторжников им пришлось убить, остальные, что успели выскочить, были отогнаны в стороны и сбились в кучки, окруженные пиратскими саблями и пиками.
Бой на палубе почти стих. Пираты пробирались через груды распотрошенных тел меж гребных скамей, выискивая врагов, оставшихся в живых в пылу боя, и, даже если те молили о пощаде, молча перерезали им горло. Страсть к убийству у морских разбойников не утихала, так как многие из их товарищей лежали рядом с поверженной командой «Горгоны», надзирателями и ее гребцами. Ветер не успевал сушить свою и чужую кровь на руках и лицах пиратов. Воздух оглашался предсмертными криками и стонами людей.
Галера медленно тонула.
* * *
Когда Дикий Джек вышел на палубу, его встретили свежее солнечное утро, фрегат, идущий правым галсом в крутой бейдевинд
[126]
навстречу крупной волне, подгоняемой свежим ветром, и крик боцмана:
– Эй, на носу, подтянуть грот-марсель!
– А ну, разом! А ну, разом! Давай, вот так! – послышались голоса матросов.
Джек постоял на раскачивающейся палубе, ловя малейшую запинку или рысканье корабля. Минуту спустя он отдал команду рулевому, заменившему на вахте Грина:
– Рулевой, ближе к ветру! – и бодро поднялся по трапу на шканцы, где его ожидала Магда.
– Томми еще спит? – спросил он у нее.
– Да, – ответила Магда. – Ему, как и мне, многое довелось пережить в последнее время. Много неприятного. Спасибо, что…
– Не благодари. На берегу всем несладко живется. Там нет свободы. Вечером, в кают-компании, расскажешь о том, как вас угораздило оказаться в кандалах на невольничьем судне, – сказал Джек. – А Томми скажи, чтоб не нарушал распорядок. Здесь несколько другие правила. Нельзя бить баклуши и этим подавать дурной пример команде. Пассажиров и лентяев мы на борту не держим. Будет изучать морское дело. Или – на берег, в первом же порту.
– Я могу над этим подумать?
– Ты – да. Но у парня есть своя голова. Он уже взрослый.
Магда помолчала, а потом спросила:
– Куда вы направляетесь?
– Точнее – держим курс, Магда, – поправил ее Джек. – Скажу так: навстречу новым приключениям и возможностям.
– Кровавая бойня, устроенная вами на галере, – приключения? – несколько озадачилась Магда. – Возможность пролить чужую кровь…
Магда замолчала.
– С какой стороны посмотреть, – ответил Джек. – Тебе пока многого не понять. Ничего, привыкнешь со временем.
– К чужим смертям?
– К вкусу победы. К честному призу
[127]
.
– От всей души поздравляю, – с ноткой сарказма произнесла Магда. – Но что станется с теми людьми, оставшимися на тонущей галере?
– У тебя прорвало пробку красноречия, Магда? Там достаточно бревен и досок, чтоб соорудить плоты и добраться до берега. Если не поленятся, то выживут.
– Но ведь ты взял на борт около сотни невольников… Почему не всех?
– Судовые припасы не безграничны. Даже если мы будем все питаться без особых изысков, то нам не прокормить столько ртов. Пока что – бесполезных.
