Кок ухмылялся, иногда нагибался, поднимал с настила грязные рыбьи хвосты и головы и бросал их обратно в бадью со словами:
– Это вам будет на добавку, чертовы дармоеды. Вы кушаете рыбку, а потом и рыбка скушает вас. Она не столь переборчива. Хе-хе!
Оскар проглотил последний кусочек. Он неприятно разодрал горло и, словно камень, провалился в пищевод.
– Ну как? – немного погодя поинтересовался у Оскара Зильберштейн. – Ты согласен рассказать, в чем твой секрет? Почему за тебя согласны заплатить такие бабки? Или будешь продолжать играть в молчанку? Хочешь умереть от голода или обезвоживания? Я это тебе мигом устрою.
Оскар встрепенулся в душе, но ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Я не могу сказать то, чего и сам не знаю, – сказал он.
– Покажи мне свои руки, – приказал Зильберштейн.
Оскар просунул в отверстия кисти рук, сжав их в кулаки и по возможности оттопырив средние пальцы, которым мешали появившиеся между ними перепонки.
– Отлично, – обрадовался немец. – По описанию – подходишь. Таким я тебя, жабу, и продам – в бочке, с лягушачьими лапками.
– Я не виноват, что ты из-за своей жадности теперь вынужден скрываться от своих заказчиков, – медленно произнес Оскар и спрятал руки обратно. – Мелких жуликов, Ганс, всегда наказывают более крутые жулики, если те их пытаются объегорить.
– Заткнись! – прошипел Зильберштейн. – Благодаря тебе я потерял не только любимую шхуну, но и уважение авторитетных людей! Благодаря тебе я в бегах и мне не заплатили деньги ни за одно яйцо!
– За что боролся, на то и напоролся… – Оскар сплюнул. – К тому же, одно яйцо ты прикарманил. Решил вырастить червя? Он тебя же и сожрет.
– Заткнись! Тебя посадят на цепь, ты будешь доставать с морского дна все, что тебе скажут, лишь за право жить дальше. Не зря же за тебя обещана такая награда, гребаный урод.
– Какая? – поинтересовался Оскар. – Думаешь, нашел рог изобилия?
– Большая… – смутился Зильберштейн. – Не твоего ума дело. Я умею торговаться и возьму свое, а то и больше!
– Ты зря тешишь себя тщеславием и надеждами. Тот, к кому ты меня везешь, ничего тебе не даст за мою голову. Если вознаграждение так велико, то им не будут попусту разбрасываться.
– Посмотрим. Встречусь с посредником в Порт-Морсби, а там и решу. – Зильберштейн осмотрелся и наморщил нос. – Фу! Здесь невыносимо воняет, даже сигара не забивает смрад. Я пойду наверх, проветрюсь, а ты подумай. Хорошенько подумай.
– Я уже дал ответ, – сказал Оскар.
– Ответ неверный, – буркнул немец и начал подниматься по трапу. – До вечера! Жди меня на ужин, маринованный лягушонок.
* * *
Сумерки надвигались стремительно. Ветер крепчал, надувая паруса. Над рангоутом фрегата нависли темные тучи, между которыми то появлялся, то исчезал лунный диск.
«Горгона», вопреки ожиданиям Дикого Джека и его боцмана, не бросила якорь и не легла в дрейф. Галера продолжала рассекать воды, перекатываясь вдали по длинным, пологим волнам, отчего у Джека росла уверенность, будто капитан галеры что-то заподозрил. Гребцы усердно ворочали тяжелеными веслами, упирая мускулистые ноги в упоры, к которым они были прикованы цепями, покуда надзиратели охаживали бичами их согнутые спины, а барабанщик – боем задавал их работе должную кадансу.
Дикий Джек решил не спешить, чтобы это не выглядело погоней. Но галера мало-помалу, по мере того, как шло преследование и сокращалась разделявшая корабли дистанция, вырастала в размерах. И вскоре оба судна шли параллельными курсами, грубо говоря, «бок о бок», держа дистанцию в три мили.
Спустя полчаса после захода солнца, с которым матросы попрощались с грустью и тоской во взгляде, фрегат повернул к норд-осту и, пользуясь устойчивым ветром, пошел в крутой бакштаг
[113]
. Паруса «Морского зайца» налились ветром до каменной твердости, и скорость корабля увеличилась до шестнадцати узлов. В лунном свете силуэт «Горгоны» рос на глазах, и вскоре галера оказалась не дальше одной мили от фрегата. Кораблю пиратов удалось так близко подойти к цели благодаря тому, что Джек приказал задраить глухие крышки иллюминаторов еще до наступления темноты так, чтобы наружу не выбивался ни один луч света. Хитрость сработала. Противник потерял их из виду, сбавил скорость и решил дать отдых гребцам, посчитав, что фрегат изменил курс и ушел в другом направлении.
Флаг Австралийского Союза, несколько часов ловко усыплявший бдительность капитана «Горгоны» и не дававший ему возможности принять правильное решение, спустили, а вместо него на фрегате подняли новый – черный с изображением оскаленного человеческого черепа и двух скрещенных сабель. Скрывать свои намерения было больше незачем.
Две абордажные команды, вооруженные, как говорят, «до зубов», и раздетые до пояса с повязанными на головах платками, сгрудились на палубе «Морского зайца». Над головами людей была натянута прочная веревочная сеть для защиты от реев, цепей, блоков, кусков железа, деревянных обломков и всего того, что может начать валиться сверху, когда завяжется бой. Они ощетинились короткими копьями, саблями, огнестрельным оружием. У правого фальшборта, прислонив к нему скатанные матрацы, тюфяки и одеяла, пираты держали в руках кошки, багры и дреки, другие – приготовили специальные стреловидные мостки с площадками, по которым обе абордажные команды должны были высадиться на палубу корабля противника. На марсах посадили стрелков со снайперскими винтовками. Шканцы забаррикадировали бревнами и бочками с железным ломом. А на корме укрепили мощный прожектор, питающийся от динамо-машины, предварительно направив его на галеру, но пока не включая.
Распоряжения капитана, который лично возглавлял вторую абордажную команду, передавались едва ли не шепотом, так, словно находящиеся на галере люди могли их услышать. Мерный гул ветра в снастях и плеск воды заглушал эти звуки. С лиц моряков сошли улыбки. Все приготовились к бою. Взгляды пиратов были прикованы к галере, чьи неясные очертания в лунном свете быстро приближались. И вот «Горгона» предстала наконец в непосредственной близости и во всей красе.
Когда на галере заметили фрегат и, опознав пирата, поняли его замысел, там началась паника: послышались крики, раздалась барабанная дробь боевой тревоги. А горны так горестно завыли, что их звук скорее был похож на протяжный, невероятной силы вопль, переходящий в рыдания.
«Так воют животные, загнанные хищником в западню, из которой уже нет выхода», – со злорадством подумал Белый Пит. Мысленно перекрестившись и поплевав на руки, он вытащил из ножен абордажную саблю.
– Может, сдадутся? – спросил у него стоявший рядом Джек. – Они же не идиоты. Им писец без вариантов.
