Перед ним стоял выбор: скрыться или отработать смену? Если его не будет на месте в семь часов, это послужит против него уликой. Если явится, его даже не придется искать.
Он вспомнил титановый остов Маркуса, остывающий неподалеку от летней эстрады.
И принял решение. Надо исчезнуть. Уклонившись после уничтожения коллеги от семичасовой встречи, он навлечет на себя подозрения, но это далеко не самое худшее. Явившись, он будет арестован, и тогда останется полагаться только на милость Совета, который, скорее всего, уже отставлен от власти. Законы наверняка переменились, и он каким-то непонятным ему образом их преступал.
Но была еще надианка.
Понимала ли она, чем рискует, обманывая дрона? Что надианин понимает и чего не понимает — сказать трудно. Они были каждый сам по себе. Им никто ничего не сообщал.
Саймон смотрел, как Катарина с детьми удаляется от него.
Мальчишка все расскажет родителям. Тут можно не сомневаться. Даже если в Инфинидоте не отсмотрят сделанное в парке видео, даже если там не поймут, что Катарина сказала дрону неправду, и не информируют об этом Совет, она гарантированно лишится своей нынешней работы — только из-за того, что к ней вздумалось обратиться дрону. Ведь не можем же мы доверить детей тому, кто… Нормальной работы она больше не найдет. В лучшем случае станет мести улицы. Ей вживят датчик И вся ее жизнь рухнет, в конечном счете, оттого, что он, Саймон, с нею тогда заговорил.
О Боже! Мой порыв сильнее меня!
Спокойно.
Саймон принял новое решение. Собственно говоря, это не было решением. Последующий образ действия был заложен в самой его конструкции. Он попытается защитить надианку, потому что это он сам подставил ее под удар.
В Сан-Ремо Катарина окажется вне досягаемости. Саймон мог выбирать: перехватить ее на пути туда или дождаться, пока она завтра снова появится в парке. Ждать целые сутки было невозможно.
Он стремглав бросился к Сан-Ремо. Даже выбрав окружной путь по берегу пруда, он все равно ее опередит.
Саймон ждал ее на краю парка, опершись о каменный парапет, который идет вдоль Сентрал-Парк-Уэст.
В вестибюль здания он войти не мог. Нельзя было подождать ее и под навесом подъезда. Исполнители в роли швейцаров мигом бы его прогнали. Так что Саймон держался в тени деревьев. Было четверть восьмого. Интересно, властям уже известно, что он пустился в бега? «Опасные встречи» уже успели подать тревожный сигнал? Трудно было сказать. Иногда власти оказывались сообразительнее, чем можно было ожидать. Иногда же бывали на удивление нерасторопны.
Катарина появилась в девятнадцать минут восьмого. Девочка спала у нее на руках. Мальчик скакал вокруг, увлеченно сея смерть своим дроном. Саймон перебежал улицу. Ее надо было остановить прежде, чем она подойдет слишком близко к подъезду.
Он возник перед ней в двадцати ярдах от угла дома. Она пронзительно взвизгнула — не особо приятный звук Кожа у нее потемнела, ноздри сжались до размера булавочной головки.
— Все в порядке, — сказал он. — Это я. Там, в парке, помнишь меня?
Она быстро пришла в себя. У него в голове мелькнула мысль: как это ей удалось не выронить из рук девочку? Она сказала:
— Да.
Мальчик в гневе разинув рот, уставился на Саймона.
Саймон сказал:
— Должен задать тебе один вопрос. Что ты сказала дрону?
Она растерянно молчала. Наверное, подумал Саймон, соображает, не работает ли он на власти и не совершила ли она фатальную ошибку. Все надиане постоянно жили в мучительной неопределенности, не зная точно, кому повиноваться. Многие для простоты слушались всех подряд. Это нередко оборачивалось для них заключением или смертной казнью.
— Не бойся, — сказал Саймон. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Честно. Просто боюсь, что ты попала в беду. Пожалуйста, скажи, что ты сказала дрону.
Она ответила:
— Я говорю, ты пошел по-другому.
— Почему ты так сделала?
Это было напрасно. Когда надианам кажется, что их в чем-то обвиняют, они впадают в ступор. По одной теории, они притворяются мертвыми в надежде, что противник потеряет к ним интерес. По-другой, более распространенной, они решают, что уже мертвы, и таким образом облегчают задачу тому, кто хочет покончить с ними.
Она выпрямила спину. (Плеч у нее не было.) Посмотрела на Саймона в упор своими оранжевыми глазами и сказала:
— Я стараюсь тебе помогать.
— Почему ты захотела мне помочь?
— Ты добрый человек.
— Я не человек. Я запрограммирован так, чтобы быть похожим на доброго. Понимаешь, в какую передрягу ты, скорее всего, попала?
— Да.
— Точно.
— Да.
— Мне что-то не верится.
— Я готова уйти, — сказала она. — У меня ничего хорошего.
Тут не вытерпел мальчишка. Он заорал. Он понимал, что что-то происходит — и не важно, что именно. На него никто не обращал внимания. Его няня разговаривала с каким-то незнакомым дядькой. Сжимая в руках дрона, он с воем бросился к подъезду.
Саймон сказал Катарине:
— Идем со мной.
— Куда идем?
— Плевать куда. Надо мотать отсюда. И как можно скорее.
Он вырвал у нее из рук спящую девочку. От неожиданности Катарина даже не сопротивлялась. Девочка проснулась и разревелась. Схватив девочку в охапку, Саймон побежал к подъезду и очутился там секундой раньше мальчишки.
Он сунул девочку в руки швейцару.
— Вот, — сказал он. — Позаботься о них.
Швейцар взял плачущую девочку и хотел было что-то сказать. Слушать его никто не стал. Саймон подхватил Катарину под локоть.
— Надо убираться отсюда, и очень быстро.
Они пустились в западном направлении по Семьдесят пятой улице. Бегала Катарина хорошо. Умение смыться — один из главных талантов надиан.
На Западной Семьдесят второй они спустились в подземку. Саймон провел ее по своей карточке. На платформе редкими кучками стояли исполнители. Туристы пользоваться метро не любили — они предпочитали передвигаться по городу на ховерподах. Под землю спускались лишь отдельные зануды и фанатичные любители истории, да и те проезжали всего по нескольку остановок. Большинство пассажиров составляли исполнители, едущие с работы и на работу.
Саймон с Катариной стояли на платформе и пытались отдышаться.
— Отсюда поезда идут на север, — сказал Саймон.
Она промолчала. Он про себя умолял ее не впадать в ступор.
— Нам стоит добраться до Девяностых, — сказал он. — Там стоят машины. А машина нам понадобится.
Надианка по-прежнему не открывала рта. Взгляд ее ящеричьих глаз был устремлен прямо вперед, на пустые пути.
