Вместе с Дэрилом она пережила бы смерть Люка — но не мучительные угрызения совести. На месяц-другой Дэрил мог бы утешить ее. На год бы его не хватило — да и как, если у нее не оставалось на него никаких душевных сил. Если она все повторяла, снова и снова, что убила их ребенка и что только идиот мог думать, что любит ее. Повторяй подобные вещи почаще, и тебе обязательно поверят.
В самом деле, кто станет винить парней за то, что они норовят слинять, стоит начаться подобной ерунде? Ей подобная ерунда тоже не нравилась.
Зазвонил ее сотовый. Она, по привычке, мгновенно проснулась. Но где он? Где она сама? Ах да, у Саймона. В его постели. Саймона рядом не было. Часы показывали двенадцать сорок три. Она встала, совершенно голая. Вышла в гостиную, где Саймон работал за ноутбуком, сидя за столом, сделанным добрую тысячу лет назад.
— Мой сотовый, — сказала Кэт хриплым спросонья голосом.
— Я подумал, тебя лучше не будить, — отозвался Саймон.
Она достала из сумочки телефон, посмотрела, кто звонил. Пит.
— Что случилось? — спросила она, набрав его номер.
— Знаешь, кто только что заявился в Седьмой участок? Уолт Уитмен.
— Что?
— Ты слушаешь? Какая-то старуха говорит, что она — Уолт, твою мать, Уитмен. Пришла в Седьмой участок, говорит, что хочет сдаться. Я уже там.
— Это такая шутка?
— Я серьезен, как никогда. По ее словам, она мать взорвавшихся мальчишек, а зовут ее Уолт Уитмен.
— Что за хреновина…
— Она знает, что к случившемуся имеет какое-то отношение Уитмен. Это все, что я пока могу тебе сказать.
— Я еду.
— Куда — знаешь?
— Да.
Она отключилась. Саймон вскочил со стула, всем своим видом выражая готовность прийти на помощь.
— В чем дело?
— Уолт Уитмен сдался полиции. При этом Уолт Уитмен оказался женщиной.
— Что?
— Я тебе потом позвоню.
Она вернулась в спальню и принялась одеваться. Саймон вошел тут же, следом за ней.
— Кэт, что происходит?
— Черт его знает.
Она невольно прикинула, насколько сильно ему сейчас хочется заняться с ней сексом.
Она оделась. Саймон проводил ее до дверей. Там она его поцеловала — обеими руками обхватила лицо и поцеловала нежно и быстро.
— Звони сразу, как сможешь, — сказал он.
Она немного помедлила. На кофейном столике, блестя, как лед в прожекторах стадиона, стояла миска, совершенная при всей своей скромности. Она не была ни редкой, ни уникальной, ей не стоять на полке в окружении старинных сокровищ, но эту миску ему подарила Кэт, и она знала, что он оставит ее себе. Он мог бы класть в нее мелочь и ключи, приходя поздно вечером домой.
— Счастливо тебе, дорогой, — сказала она.
Осанка королевы. Тон как у классной дамы.
Женщину посадили в комнату для допросов номер три. При ней находились Пит, толстяк Боб (глаза мопса, запах подгоревшего тоста) и кошмарный Дейв (прическа под «Дюран-Дюран», на шею заползают завитки волос, видимо, густо покрывающих все его тело) из ФБР. Кэт в комнату проводил смазливый полицейский-латиноамериканец.
Женщине было лет шестьдесят, она сидела на засаленном казенном стуле, спина прямая, как вешалка для шляп. Ее седые волосы — цвета полярного льда, раскаленного добела металла — были собраны в пучок над длинной бледной шеей. Поверх бесформенного платья кофейного цвета она надела мужской твидовый пиджак с подвернутыми рукавами и выставленной напоказ серой в полоску подкладкой. Длинные пальцы рук были чопорно растопырены на столе, как если бы она дожидалась, когда ей сделают маникюр.
В первый момент Кэт решила: это та самая женщина, у которой она купила миску. Нет, конечно не она. Впрочем, эта женщина запросто могла бы быть старшей сестрой женщины из магазина.
— Кэт, привет, — сказал Пит.
Толстяк и Кошмарина ей кивнули.
Кэт обратилась к женщине:
— Мне сказали, что вы — Уолт Уитмен.
— Так меня называют мальчики, — ответила женщина.
Голос у нее оказался сильным и неожиданно глубоким, дикция — безупречной.
— Необычное имя для женщины, — сказала Кэт.
— Я и есть необычная женщина.
— Вижу.
— Я пришла сказать, что они начинаются, — сказала женщина.
— Начинаются?
— Да, последние дни.
— Можно немного конкретней?
— Невинные восстают. Опасность коренится в тех, кого мнили самыми безобидными.
— Что вы, собственно, имеете в виду?
— Вечное стремление вселенной рождать и рождать, вечно плодородное движение мира.
— Послушайте… — начал было Толстяк.
Кэт не дала ему договорить:
— Уитмена вы знаете.
— Вы верите в перевоплощение? — спросила женщина.
— Даже не знаю.
— Так поверите.
— Вы что, новое воплощение Уолта Уитмена?
Женщина посмотрела на Кэт с грустным участием. У нее были странные глаза, молочно-голубые, бесцветные, казалось, сфокусироваться не способные. Если бы Кэт не знала, что женщина видит, она бы приняла ее за слепую.
— Время настало.
— Для чего настало?
— Строить заново.
— Строить заново что?
— Мир. Искалеченный мир.
— И как, по-вашему, начинают заново мир?
Женщина печально покачала головой.
— В любом случае мальчики были мертвы.
— Какие мальчики?
Женщина не была похожа на психически неуравновешенную: бесцветные глаза не бегают, бледно-розовые губы плотно сжаты. Она заговорила:
— Они никому не были нужны. Одного оставили в проулке в Буффало. Веса в нем было меньше трех фунтов. Другой выкуплен в Ньюарке у проститутки за двести долларов. Средний служил сексуальной игрушкой одному чрезвычайно неприятному типу в Асбери-парк.
— Чем, по-вашему, занимаетесь вы и мальчики?
— Поворачиваем поток вспять.
— С кем вы работаете? — спросил Кошмарина.
Женщина понимающими, добрыми и усталыми глазами посмотрела на Кэт. И сказала:
— Пора сделать заявление. Нельзя дожидаться, пока последний сделает то же самое. Он и так тянет дольше, чем предполагалось.
— Кто этот последний?
— Я не могу его отыскать. Быть может, он отправился домой.
— Где его дом?
