Чаще Эмма представлялась сестрой Джека, а он перестал звать ее сводной, просто говорил «моя старшая сестра».
В Эксетере не нашлось никого, кто сказал бы на это, что Джек и Эмма не очень-то похожи друг на друга – если не считать Эда Маккарти, спарринг-партнера Джека, который иногда очень хорошо замечал мелочи, а иногда не замечал их вовсе. Однажды на тренировке он забыл надеть бандаж, и его пенис вывалился этаким слизняком на мат – тут-то на него и наступил его партнер весом восемьдесят кило (как и сам Эд).
Джек тоже решил наступить Маккарти на пенис, когда тот так отозвался об Эмме:
– Жаль, что в вашей семье вся красота досталась тебе, Бернс. Твоя сестричка больше похожа на борца, чем ты сам.
Разговор этот состоялся в раздевалке – обычной раздевалке с деревянными скамьями, металлическими шкафчиками, цементным полом. Джек захватил снизу левую руку Маккарти, а правой – его шею и дернул его вниз. Тот попытался вырваться и перенес вес на внешнюю часть правой стопы, но тут Джек сделал ему подножку, и Маккарти со всего размаху приземлился голой задницей на цементный пол, одновременно ударившись спиной о металлический шкафчик и локтем – о деревянную скамью.
Джек решил, что сейчас Маккарти встанет и вышибет из него последнее дерьмо, но тот остался сидеть.
– Бернс, знаешь, а ведь я могу вышибить из тебя последнее дерьмо, – сказал он.
– Ну, чего же ты тогда ждешь?
Даже в последний год в школе он ни разу не вышел против соперника весом более шестидесяти пяти кило. Джек дорос только до ста семидесяти трех сантиметров (и то если вставал на носки) и лучшие результаты показывал при весе шестьдесят один килограмм.
В последние два года Джек был одним из лучших борцов в Эксетере. Эд Маккарти никогда не добивался даже средних результатов, и в борцовском поединке Джек побил бы Эда без вопросов – но не в драке. Даже самый неумелый соперник весом восемьдесят килограммов может победить технически более сильного противника, который весит шестьдесят один, и Эд это знал.
Джек не забыл совет мистера Рэмзи, и вот, на счастье Джека, у него снова оказались зрители.
– Эд, приличные люди не станут называть сестер своих товарищей уродинами, – сказал кто-то из легковесов.
– Сестра Бернса уродина страшенная, – ответил на это Маккарти.
Это и спасло Джека – не агрессивность Маккарти, а то, что он решил настаивать на слове «уродина». В Эксетере не было никаких правил про вежливость и запретов на «уничижительные» слова – скорее даже наоборот, упор на интеллект поощрял учеников смеяться над теми, кто был слабее в академическом плане, – но все же и там учились ребята, для которых сестры были святы, особенно не очень красивые. А Эмма мало того что красотой не блистала, так еще и отличалась избыточным весом.
– Эй, Маккарти, а кому досталась вся красота в твоей семье, а? – спросил тяжеловес по имени Герман Кастро, родом из Эль-Пасо, штат Техас, стипендиат. Он неплохо боролся, но несколько схваток выиграл только потому, что просто насмерть перепугал соперников. Он выглядел так устрашающе, что никому в голову не приходило произносить слово «урод» в его присутствии.
– Герман, я не с тобой разговаривал, – ответил Эд.
– Ну а вот теперь ты разговариваешь со мной, понял? – сказал Герман Кастро, и на этом дело кончилось. Точнее, оно бы кончилось на этом, если бы Джек так захотел. Но его чувства к Эмме были слишком сильны.
Эд Маккарти не был уродом – разве только его пенис приобрел уродливый вид после того, как на него наступили, – но и красавцем тоже не был, даже близко. Девушки у него не имелось до самого последнего года, и лучшее, что он смог раздобыть, было испуганное рыжее существо с веснушками, из десятого класса, ей только-только исполнилось шестнадцать, а Эду – восемнадцать. Разумеется, они не спали друг с другом, но для обоих это был первый настоящий роман.
Джек сначала думал соблазнить ее – не для того, чтобы спать с ней, слишком пугливой и юной она выглядела, а только чтобы настроить ее против Маккарти, который посмел так оскорбить Эмму, пусть заочно.
Джек нашел подружку Маккарти в кафетерии, она стояла у салатной стойки. Пока продолжался борцовский сезон, Джек жил на одном салате, иначе ему не удалось бы удержать вес на уровне шестидесяти одного килограмма (на завтрак он ел хлопья и иногда банан; на обед салат; на ужин тоже салат и иногда еще один банан).
Рыжая с веснушками страшно перепугалась, когда Джек с ней заговорил.
– Он с тобой хорошо обращается? – спросил девушку Джек.
Ее звали Молли, фамилию Джек не знал, она пялилась на него, словно ждала от своего тела какой-то естественной, но неудержимой реакции – словно Джек при своем появлении ввел ей в вены что-то галлюциногенное.
Он взял ее за руку, которую она, сама того не заметив, опустила в контейнер с грибами и забыла там, словно отрезанную.
– Я про Маккарти, – продолжил Джек. – Знаешь, он часто жестоко ведет себя с женщинами, а главное, относится к ним, как бы это сказать, небрежно, что ли. Женщины ему не дороги. Надеюсь, с тобой это не так.
– Он кого-то обидел? Кого-то из твоих друзей? – спросила Молли; похоже было, она очень боится Маккарти.
– Я не знаю, но мои чувства он глубоко задел. Я, знаешь, очень люблю свою старшую сестру, так вот Эд…
Джек умел это делать – в тот же миг его глаза налились слезами; он столько фильмов посмотрел (с пенисом в руках у Эммы), что отлично воображал себе крупные планы. Лицо Энтони Квинна в слезах стояло у него перед глазами, как живое, – он видел его раз двадцать; и уж если плакать может сам силач Дзампано, то он, Джек Бернс, и подавно.
Джек мало играл на сцене в Эксетере, слишком много домашних заданий приходилось делать; нагрузка не позволяла ему часто появляться на занятиях драмкружка.
Джек нейтрально относился к «Смерти коммивояжера», которую ставили осенью, когда он учился в девятом классе. Он понимал, что слишком юн для роли Вилли Ломана, а для ролей его сыновей, Хэппи и Биффа, слишком мал ростом. Он смело выдвинул себя на роль Линды и победил целую группу девочек, в частности, двух старшеклассниц, которые уже четвертый год занимались в драмкружке. Но далее последовало первое столкновение Джека с театральной критикой: школьный ежегодник охарактеризовал его выступление как «совершенно безумное», а школьная газета вообще написала, что выбор актера на роль Линды откровенно неудачен, потому что в результате «мы видели на сцене какую-то извращенную пародию на женщину, из тех, что зрители были принуждены смотреть в те времена, когда в Эксетере учились только мальчики». Джек подумал – да что они вообще понимают в жизни! Вы это Линде попробуйте объяснить, что она совершенно обезумела!
После этого он решил, что тяжесть академической нагрузки дает ему полное право высокомерно плевать на все, что ставит драмкружок. Джеку даже не пришлось быть неискренним – репертуар определял пожилой экс-хиппи, советник драмкружка от преподавателей, чьи вкусы не лезли ни в какие ворота. В общем, Джек берег свое время для изредка прорывавшегося на сцену Шекспира, которого даже самые откровенные любители не могли слишком уж испортить.
