– Завтра мы с тобой будем бороться как очумелые! – сказала миссис Машаду. – Больше никаких ударов, одна борьба!
– Мне страшно, – сказал Джек.
– Тебе больно?
– Что больно?
– Я хотела сказать, мистеру Пенису больно?
– Нет, но ему как-то не так, как раньше, – сказал Джек.
– Ну разумеется! Ведь теперь у него есть секрет.
– У мистера Пениса есть секрет?
– Да, Джек. То, что произошло с мистером Пенисом, – наш с тобой секрет, малыш.
– Вот оно что.
Он что, согласился хранить этот секрет миссис Машаду? Джек почувствовал, как в этот миг святая куда-то исчезла, а может, это он сам, Джек, исчез. Что, святая снова вернулась в алтарь? Или это исчезло детство Джека?
– Boa noite
[10]
– по-португальски шепнула миссис Машаду.
– Что?
– Спокойной ночи, малыш.
– Спокойной ночи, миссис Машаду.
С кровати Джек смотрел на ее силуэт, высвеченный лампой в коридоре; крупная, приземистая, на кого она похожа? Джек вспомнил, как Ченко называл ее медведем на задних лапах, казалось, ей и вправду естественнее ходить на четвереньках.
Из коридора донесся голос миссис Машаду. Наверное, она хотела напомнить Джеку про секрет. Она шепнула:
– Boa noite, мистер Пенис.
Спал Джек плохо, разумеется, ему снились сны. Он страшился, наверное, что святая с витража снова ляжет к нему в постель, а может, боялся, что она не случайно легла к нему спиной (плохой знак?) – как когда-то он повернулся спиной к Богу?
Он понял, что домой вернулись Алиса и миссис Оустлер – не потому, что мама зашла поцеловать его на ночь (она говорила, что каждую ночь так делает), а потому, что изменилось освещение в коридоре. В конце его больше не горел свет, зато была распахнута мамина дверь в коридор, оттуда – а точнее, из ванной комнаты – лился наружу свет. Еще свет горел в ванной Джека – оттуда на пол падал тонкий луч.
Джек также понял, что мистер Пенис снова плакал, на этот раз во сне – старое мокрое пятно высохло, а вот теперь рядом с ним появилось другое такое же, еще мокрее. Наверное, ему снилась миссис Машаду. Джек подумал, не рассказать ли Эмме, ведь она так долго этого ждала (об истории с миссис Машаду он боялся ей говорить – да что там ей, кому бы то ни было).
Он вылез из кровати и отправился в мамину комнату, но мамы там не оказалось, даже кровать не расстелена. Джек пошел искать ее по темному дому. Миссис Машаду, должно быть, ушла – свет внизу погашен. Он вышел из гостевого крыла, прошел мимо спальни Эммы и наконец увидел свет, бьющий из-под двери спальни миссис Оустлер.
Наверное, они смотрят телевизор, подумал Джек и постучал; никто не ответил, не слышат, должно быть. А может, он не стал стучать и просто зашел. Телевизор не работал – только свеча мерцала на столе.
Сначала Джек решил, что миссис Оустлер мертва. Тело выгнуто, словно ей сломали позвоночник, голова свисает с края кровати, лицом к Джеку – только лицо вверх подбородком. Мальчик сразу понял, что она его не видит. Совершенно голая, глаза расширены, смотрят в бесконечность, словно Джека там и нет, – наверное, он сам умер и стал призраком, вот миссис Оустлер и смотрит сквозь него. Наверное, он умер, когда мистер Пенис снова заплакал. А что тут удивительного – кто сказал, что от таких вещей, какие он проделывал с миссис Машаду, нельзя умереть?
Неожиданно с кровати поднялась Алиса, закрыв груди руками. Она тоже была без одежды, Джек не замечал ее, пока она не пошевелилась. Она резко вытянулась вверх, ноги миссис Оустлер обнимали ее; Джек заметил, что глаза Эмминой мамы наконец заметили его. Уфф, слава богу.
– Я не умер, мне приснился сон, – сказал Джек.
– Джек, иди к себе, я скоро приду, – сказала мама.
Алиса стала искать ночную рубашку, та валялась у кровати. Лесли Оустлер и не подумала пошевелиться, лежала обнаженная на кровати и смотрела на Джека. В пламени свечи розовые и красные лепестки ее иерихонской розы казались черными – только одни чернее, а другие светлее.
Джек пошел по коридору к себе, тут раздался голос миссис Оустлер:
– Не надо тебе спать с ним в одной кровати, Алиса, он большой уже.
– Я сплю с ним, только когда ему снятся плохие сны, – объяснила мама.
– Ты спишь с ним всякий раз, стоит ему только попросить, – сказала миссис Оустлер.
– Прости меня, Лесли, – услышал Джек слова мамы.
Мальчик лег в кровать, не зная, как рассказать маме про мокрое пятно и что с этим делать. Может, вообще ничего говорить не надо. Но едва мама легла с ним рядом, как сразу же обнаружила пятно.
– А-а, понятно, что у тебя был за сон, – сказала Алиса, словно это обычное дело, а не ночной кошмар.
– Это не кровь, это не писанки, – продолжил мальчик.
– Ну еще бы, конечно, Джек, это сперма.
Джек ни черта не понял.
– Я не хотел, оно само так получилось, – объяснил он. – Я даже не помню, как я это сделал.
– Джеки, ты ни в чем не виноват – эти вещи происходят сами собой.
– Вот оно что.
Он хотел, чтобы мама обняла его; он хотел зарыться в нее, как он делал раньше, когда был маленький и ему снились плохие сны. Но, обнимая ее, он случайно коснулся ее грудей, и мама оттолкнула его.
– Пожалуй, ты уже слишком большой, чтобы спать со мной в одной кровати.
– Нет, я еще маленький! – крикнул Джек. Как это может быть, еще вчера ему говорили «мал еще», а сегодня – уже «слишком большой»! Так не бывает! Ему захотелось заплакать, но он не заплакал. Мама сразу это поняла.
– Даже не думай плакать, Джек. Ты слишком большой, чтобы плакать. Когда пойдешь в школу для мальчиков, забудь о слезах. Будешь плакать – тебя засмеют.
– Почему я должен идти в эту школу? Почему я должен уехать?
– В создавшихся обстоятельствах так лучше для всех. Просто лучше.
– В каких таких обстоятельствах?
– Просто так будет лучше, понял?
– Ни черта мне не лучше! – закричал Джек; тогда мама обняла его и приласкала. Именно так он засыпал в Европе.
Наверное, ему стоило рассказать маме про миссис Машаду – если бы он это сделал, возможно, Алиса поняла бы, что сын в самом деле «мал еще», что «слишком большой» – это не про него, во всех смыслах слова. Но Джек ей не рассказал. Он заснул у нее на руках, как в старые добрые времена, – точнее, почти. Она как-то не так пахла; Джек узнал этот странный запах – он шел от его ванной, наверное, так пахла миссис Машаду. Снова Джек не понял, нравится ему этот запах или нет. Даже во сне он его чувствовал.
