Джек не хотел бы лежать здесь – покойников кладут лицом на юг, а это значит, что на всю оставшуюся смерть ты обречен пялиться на уродливое семнадцатиэтажное здание на другой стороне улицы.
От бывших «пенатов» Алисы почти ничего не осталось. Когда-то улицы Мандерстон и Джейн соединял железнодорожный мост, под ним и располагался тату-салон Билла из Абердина «Не сдавайся», а вокруг – магазинчики с квартирами над ними, где имелся «минимальный уровень комфорта и безопасности», как говорила Джеку Алиса. Сейчас он увидел лишь кирпичные арки моста, под которыми располагались бесконечные гаражи, единственное исключение – автосервис для «фольксвагенов».
В районе построили много новых домов, по словам Рори, «для вдовцов и вдов», то есть в основном жилье для пожилых. Выглядело все это получше, чем материнские «пенаты», как их описывала Джеку Алиса.
Кинотеатра, который, как говорила мама, находился в двух шагах от салона «Не сдавайся», Джек не нашел. Рори показал ему, где в его юности показывали кино – заведение теперь называется «Мекка», и там играют в лото.
На улице Лит-Уок было полно маленьких магазинчиков, Рори называл их «лавки на углу». Улица застроена главным образом жилыми домами, но попадались также и пабы, закусочные и магазины с видеофильмами. Население в основном молодое, преобладают люди с азиатской внешностью.
Алиса когда-то рассказывала Джеку, с каким восхищением впервые рассматривала здание Центрального вокзала Лита; вокзал превратился в Центральный бар – тот самый, где играет на флейте Джекова сестра. Рори сказал, что еще в начале восьмидесятых здесь показывали стриптиз. Джек заглянул в бар часа в два дня – никаких стриптизерш, музыкальный автомат играет Фрэнка Синатру, «Я все сделал по-своему», стены, викторианский узорный потолок и высокие зеркала тонут в сигаретном дыму.
На пересечении Конститьюшн-стрит и Бернард-стрит имелся банк и что-то вроде транспортного агентства. Джек и Рори перешли по мосту речку Лит и оказались в Доках. Джек хорошо помнил мамину песенку, она пела ее или пьяная, или под кайфом, впервые он услышал ее в Амстердаме. Тогда он думал, что это мамина мантра, заклинание, которое поможет ей избежать панели.
Ни за что не стану шлюхой,
я ж не вовсе без ума,
знаю точно – хуже Доков
только Литская тюрьма.
Нет, нет, шлюхой я не стану,
это клятва вам моя,
никогда не быть мне в Доках,
на панель не выйду я.
Джек спел песенку Рори (решив, что ему надо еще потренироваться с шотландским акцентом), тот сказал, что слышит ее впервые. Что до Доков, не такое уж плохое это было место, как показалось Джеку, по крайней мере теперь. Если здесь когда-то и были шлюхи, они давно перебрались в другие места.
Рори отвез его обратно в «Балморал». Джек лег поспать часа на два, этого хватило, чтобы прийти в себя после перелета через Атлантику. Пообедав в отеле, Джек вышел на Принсес-стрит и поинтересовался у швейцара, есть ли в Лите хороший паб. Он не собирался пить, но хотел посидеть с кружкой пива (для антуража) в неведомой ему атмосфере маминой родины (а может, решил притвориться собственным дедушкой Биллом из Абердина).
Швейцар назвал ему два заведения, оба на Конститьюшн-стрит, рядом друг с другом. Джек взял такси и сказал водителю подождать – он не собирался торчать в барах долго. Первое место под названием «Порт-Лит» оказалось тесным и забитым разношерстной публикой, сколько-то местных завсегдатаев, сколько-то матросов из Доков, сколько-то студентов (видимо, пьют свое первое пиво – по закону в Шотландии можно пить с восемнадцати лет, на Джеков взгляд, бармен прибавлял им года два).
На потолке была мозаика из флагов разных стран, на стенах висели матросские ленточки, зюйдвестки, спасательные круги. На зеркале виднелся плакат с надписью «СОХРАНИМ ЛИТ!»; оказывается, как объяснила Джеку официантка, какие-то политики придумали переименовать Лит в Северный Эдинбург, и местные по этому поводу устроили протест.
Джек не стал ничего есть (в меню значилось нечто под названием «свиные завитки»), только выпил немного крепкого шотландского овсяного пива.
Чуть ниже по Конститьюшн-стрит находился гигантский бар в викторианском стиле под названием «Ноблс». Если в «Порт-Лит» яблоку негде было упасть, то здесь посетителей раз-два и обчелся; впрочем, подумал Джек, даже если перетащить сюда всю толпу из «Порт-Лит», все равно покажется, что в «Ноблс» пусто. Женщин Джек не заметил ни одной, только мужчины, человек шесть, вид как у заправских неудачников, глаза бегают, лица бледные, осунувшиеся. Джек долго думал, что ему заказать – то ли коричневый эль из Ньюкасла, то ли нечто под названием «Черный Дуглас» (впрочем, что тут думать, ведь он не станет допивать ни то ни другое). Джек попытался вспомнить, когда в последний раз заходил в бар неузнанным; не смог. А сегодня он побывал уже в двух барах, и никто и бровью по его поводу не повел.
Вернувшись в «Балморал», он направился в третий бар (при отеле) и там уже стал пить воду. Играл Боб Дилан, «Ложись, девчонка», Джек давненько ее не слышал. Какая неожиданность! Джек ходил по Эдинбургу и навсегда прощался с мамой, не думая, что в этом городе найдется хоть что-нибудь, способное ее воскресить, – и на тебе, Боб! Мама оживала в Джеке каждый раз, когда он слышал эти звуки.
– Вы к нам на фестиваль пожаловали, мистер Бернс? – спросил бармен.
– Вовсе нет. В Лите родилась моя мать, – сказал Джек, – и я просто решил посмотреть, как выглядит район, где она провела детство. А еще тут живет моя сестра, я завтра с ней встречаюсь.
Он не стал добавлять «впервые».
Джек и Хетер договорились встретиться наутро в кофейне под названием «Слоны и бублики», на Николсон-сквер, от отеля «Балморал» десять минут ходьбы, а от ее кабинета в университете и того меньше – музыкальный факультет и репетиционные располагались на этой же площади, в Алисон-Хаус.
Джек перешел железную дорогу по Северному мосту, прошел мимо Фестивального театра (гигантского стеклянного здания на Николсон-стрит) и повернул направо на Николсон-сквер. Как всегда, он пришел минут на двадцать раньше, уселся за стол рядом с дверью и заказал кружку кофе. Над стойкой висел плакат с надписью «Кофе – лучшее лекарство от похмелья во всем Эдинбурге!».
Стены выкрашены в ярко-желтый, на подоконниках цветы, еще есть витрина со статуэтками слонов – резных, раскрашенных, из камня, дерева, глины и фарфора. Посреди кофейни возвышалась колонна, увешанная детскими рисунками – птицы, трава, снова слоны. Кофейня походила на учебную комнату в детском саду – все весьма причудливо, но преследует воспитательные цели.
Увидев Хетер, Джек поначалу решил, что она совсем на него не похожа. Волосы светлые, короткие – достались от мамы, – зато карие глаза и острые черты лица такие же, как у Джека, то есть как у Уильяма, плюс она стройная, маленькая и поджарая, как жокей. Очки в черепаховой оправе, линзы миндалевидной формы – Хетер, как и мама, ужасно близорукая, но контактные линзы носить не хочет, они ей мешают; а потом можно сделать операцию, сейчас разрабатывают новые лазерные методы, только ей нужно немного подрасти еще. Все это она выдала Джеку, еще не сев за стол.
