Первая модель взяла кольцо и посмотрела на Джека.
– Я польщена, но право же, не стоит, не стоит, – сказала она и надела кольцо на палец (ох и красивый же палец!).
– Прошу прощения, это кольцо матери моей дамы, – объяснил Джек; модель лишь надула губы, зато Мишель застеснялась и густо покраснела.
– Ты ведь не помнишь меня, Джек? – спросила вторая модель.
Джек встал, подошел к их столу и протянул руку; первая девушка и не думала покамест снимать кольцо. Он лишь тянул время – пытался вспомнить, как зовут вторую модель и кто она вообще такая.
– Я-то думал, это ты меня забыла, – сказал Джек; это была просто реплика из репертуара Радужного Билли, она ему очень нравилась.
Модель явно не ожидала такого ответа. Джек так и не вспомнил ее – может быть, она тоже видит его в первый раз и просто решила поиграть в такую игру.
Первая модель тоже решила поиграть, взяла Джека за руки и стала надевать ему кольцо по очереди на все пальцы.
– Подумать только, какие крошечные у Джека Бернса руки! – сказала она; кольцо более или менее налезло на Джеков мизинец, после чего он вернулся за свой стол.
– А какой у него крошечный пенис! – выпалила вторая модель.
Пожалуй, мы с ней таки общались, но где, когда? Не помню.
Мишель едва не падала со стула.
– Мне нехорошо, – пожаловалась она. – Кажется, я пьяна.
– Тебе надо поесть, – сказал Джек.
– Ты разве не знаешь, что врачи не слушаются простых смертных?
– Ладно тебе. Поехали в отель.
– Я хочу увидеть, где ты живешь! – жалобно проговорила Мишель. – Это же наверное сказочный замок.
– Он живет на помойке в трущобном районе, – сказала вторая модель. – И не говори мне, что переехал наконец из этой своей халупы на Энтраде!
– Нам ближе до твоего отеля, чем до меня, – сказал Джек.
Оказавшись в «ауди», Мишель спросила его:
– Ты спал с этой девицей? Она себя так вела, словно тебя знает.
– Я ее не помню.
– Ты правда живешь на помойке в трущобах? – спросила Мишель.
– Да, так оно и есть.
– Но почему на помойке? Разве Джеку Бернсу не пристало жить в особняке?
– Я честно не знаю, где мне пристало жить.
– О боже мой! – сказала Мишель и заснула.
Доехав до отеля, Джек взял ее на руки и вошел в холл; он не знал, в каком номере она живет, а ключа в сумочке не нашел, поэтому отправился со своей ношей в бар, надеясь, что найдет там кого-нибудь из ее коллег, желательно в меру трезвых.
Удача сопутствовала Джеку – в баре нашлась трезвая знакомая Мишель, правда, довольно невзрачная и любительница подерзить, по имени Сандра, родом из Мичигана. Вместе они доставили Мишель в ее номер. Сандра, видимо, решила, что Джек уже спал с Мишель, потому как, не стесняясь, стала ее раздевать прямо в его присутствии.
– Налей ванну, – сказала Сандра, – нельзя ее так оставлять. Если начнет блевать, захлебнется; таких случаев сколько угодно. Надо ее разбудить и спровоцировать рвоту.
Джек наполнил ванную, и они отнесли туда Мишель. Без одежды она оказалась совсем тощая, словно ее долго морили голодом; на грудях растяжки, как у беременных, кожа вся в морщинах. Ну нельзя же так худеть!
– Боже мой, интересно, сколько она сбросила? – спросила Сандра Джека, словно это он заставил ее голодать.
– Я не знаю, сколько она весила раньше. Мы не виделись двадцать лет.
– Ну, тогда я скажу, в хорошеньком же виде ты ее застал! – едко заметила Сандра.
Мишель все-все рассказала Джеку про свою стрессовую экзему; болезнь поражала ее локти и колени. В момент обострения кожа на суставах становилась похожа по цвету и форме на петушиный гребень. Джек не отрываясь смотрел на Мишель в ванне и все думал, начнется у нее обострение прямо сейчас или нет.
– Куда ты смотришь? – спросила Сандра.
Мишель и не думала приходить в себя, Джек поддерживал ее под мышками, чтобы она не захлебнулась.
Он пересказал историю с экземой Сандре, та успокоила его – обострение это не приступ, мгновенно не наступает.
– Глазами не увидишь, развивается медленно-медленно, – сказала она и посмотрела Джеку на руки. – Симпатичное колечко.
Мишель открыла глаза, но не поняла, что их в ванной трое.
– Так, оставляю влюбленных пташек наедине, – сказала Сандра. – А ты смотри, начнет блевать во сне – сразу ее буди. Раз ты и так глаз не можешь от нее оторвать, то знай наблюдай, а то получишь труп в постели.
– У нас уже все было? – спросила Мишель.
Раздался хохот – Сандра, закрывая за собой дверь, расслышала последние слова Мишель.
– Нет, еще нет, – сказал Джек.
– Ну когда же, Джек? Когда это у нас будет? Или у тебя снова триппер?
– У меня его и тогда не было. Я просто думал, что болен, а был здоров, – сказал он.
– Но ты не помнишь, с кем ты спал, а с кем нет, – возразила Мишель. – Ты не пьешь, а все равно не помнишь. Наверное, ты спишь с целой армией женщин.
– Это преувеличение, – ответил Джек.
Он ничего не испытывал к ней, только жалость и презрение, какие вызывают беспомощные люди. Трезвенник Джек считал, что любой, кто сильно пьет (независимо от того, пьян он в данный конкретный момент или нет), ниже его как личность, по определению. Мишель выглядела не только жалко, а еще и смешно – она столького ждала от этой ночи, а вот напилась как дурочка, вспомнив сразу все обиды, и от Джека, который не стал с ней спать тогда, и от отца, который женился на «золотоискательнице» и лишил ее наследства, и от самой себя, которая не сегодня, так завтра потеряет мамино кольцо, потому что оно сваливается с пальца (Джек на всякий случай снял его и положил в мыльницу в ванной).
Он помог Мишель вылезти из ванны и вытереться; она дрожала и нетвердо держалась на ногах, но попросила Джека оставить ее ненадолго одну.
Горничная расстелила постель и задернула занавески, но Джек раздернул их, ему хотелось поглядеть на Голливудские Холмы. Окна в номере были от пола до потолка, вид открывался потрясающий, но даже ночная красота не могла отвлечь Джека от звуков, доносящихся из туалета, где блевала Мишель. Он подошел к двери и прислушался, хотел убедиться, что она не захлебнулась. Услышав, как в унитазе спустили воду, он успокоился и вернулся к окну.
На дворе 2003 год. Он прожил в Лос-Анджелесе шестнадцать лет. Он попытался вспомнить, при каких обстоятельствах спал с этой моделью из «Джонса», которая сказала, что у него крошечный пенис. Ничего не получилось. Задернув занавески, Джек решил, что вдоволь насмотрелся на Голливудские Холмы, на всю жизнь.
Мишель вышла из ванной в махровом купальном халате с логотипом отеля на спине; вид смущенный, относительно трезва, за версту несет зубной пастой. Джеку было не по себе – ну ради чего она хочет с ним спать, ну почему не расхотела. Но он знал, что не посмеет отказать ей во второй раз – ведь ее до сих пор мучают воспоминания о первом.
