Джек думал, что помнит, как Бабник говорил ему и маме, что у Уильяма был роман с женой военного, а на самом деле он был помолвлен с дочерью военного. Никакой жены и в помине не было, а раз Джек так запомнил, значит, это ему нашептала добрая мама, а не Ларс. Алиса явилась в Копенгаген с единственной целью – разрушить грядущий брак любыми средствами.
Звали коменданта подполковник Ханс Хенрик Рингхоф. Он любил Уильяма как сына, сказал Джеку Ларс Мадсен. У подполковника был и собственный сын, двенадцатилетний Нильс. На его старшей сестре Карин и собирался жениться Уильям; она души в брате не чаяла, а жених учил его играть на органе, у того был талант. Карин сама была отличной органисткой, ее покойная мать тоже играла. Подполковник Рингхоф потерял ее в автомобильной катастрофе, когда возвращался с семьей в столицу после каникул на острове Борнхольм.
Уильям написал Алисе, что это удивительная, чудесная семья, что он чувствует себя в ней своим. Когда Джек пойдет в школу, он надеялся, что мама позволит сыну половину рождественских каникул проводить в Копенгагене; Уильям считал, что атмосфера в крепости в это время года необыкновенно радостная. Там устраивали концерты, да и какой мальчик не будет счастлив побыть в настоящем замке среди настоящих солдат?
– Но у твоей мамы был свой план, – сказал Бабник Мадсен Джеку.
Вскоре подполковник Рингхоф и его дочь стали регулярно видеть Алису, а также и Джека – опять-таки издалека, как когда-то в Торонто. Алиса не изменилась ни на йоту.
– Программа у нее по-прежнему была такая – «или бери меня, или откажись от Джека», – сказал Мадсен.
В Копенгагене Алиса ввела новое правило: если Уильям хотел посмотреть на сына, то должен был приводить с собой невесту; она тоже должна его видеть. Разумеется, все было ровно наоборот – это Алиса хотела посмотреть на Карин; Карин, однако, согласилась – она любила Уильяма и разделяла его надежду, что Алиса однажды разрешит мальчику проводить время с отцом.
Плюс к этому Алиса попыталась соблазнить дорогих сердцу Уильяма мужчин. Анкер Расмуссен, органист, был в ужасе от ее поведения, поэтому отказался ее видеть. Подполковник Рингхоф, вдовец, любивший Уильяма как сына, тоже был в ужасе, однако попробовал урезонить Алису – безуспешно. Спать он с ней, конечно, не спал.
– В общем, ситуация зашла в тупик, – сказал Мадсен, – и тут надо же было тебе упасть в этот чертов Кастельгравен, будь он проклят!
– А это-то тут при чем?
– А при том, что комендант послал Нильса тебя спасать! – сказал Ларс; вот оно что, оказывается, Джека спас не самый маленький солдат, а Нильс Рингхоф! – До этого момента, Джек, твою мать на пушечный выстрел не подпускали к Нильсу, она даже имени его толком не знала, а Нильс о ее существовании и вовсе не подозревал. Но в тот день они встретились, Джек. И твоя мамаша что-то мальчишке сказала, наверное, поблагодарила его за твое спасение.
Ведь это Джек ей подсказал! Подкинул ей мысль сделать спасителю бесплатную татуировку – мама мыслью воспользовалась, только предложила вовсе не татуировку.
– Она соблазнила этого мальчишку? Ребенка? – спросил Джек Ларса.
– Еще бы она его не соблазнила, Джек! Как-то она до него добралась.
Одежда Нильса Рингхофа была Джеку почти впору, а вот форма – нет; видимо, Нильс ее или одолжил у кого-то, или украл. Наверное, это Алиса подсказала ему, как выбраться из крепости незамеченным – одеться в военную форму! В ту ночь, когда он их застал в «Англетере», мальчишке пришлось идти домой одному!
– Сколько ему было лет? Ты сказал, двенадцать?
– Никак не больше тринадцати, это совершенно точно.
В последнюю ночь в Копенгагене Татуоле и Ларс отвели Алису и Джека в дорогой ресторан на Нюхавн, но платил за стол Уильям. Он там тоже был, чтобы последний раз посмотреть на сына, вместе с Карин – Алиса настояла. Она сказала ему:
– Ну, считай, что вы нас провожаете.
– И они там были, в тот вечер?
– Да-да, сидели за столиком рядом с камином, – сказал Мадсен. – Ты, наверное, помнишь тот ресторан, Джек, ты еще ел кролика.
Алиса, стало быть, уехала, но не сказала об этом Нильсу. Мальчишка был вне себя от горя. До отъезда Джека и Алисы ни Карин, ни ее отец-комендант, ни сам Уильям не имели ни малейшего понятия о том, что Нильс встречается с Алисой, не подозревали, как он к ней привязался.
– И что с ним стало? – спросил Джек. Снова пошел дождь, плохой знак.
– Он покончил с собой, – сказал Ларс. – Выстрелил в себя – в крепости ведь полно оружия, – а потом бросился в Кастельгравен. Его тело нашли во рву, примерно там, где ты провалился под лед. Он расстался со своей жизнью на том самом месте, где спас твою, Джек.
Ров Кастельгравен походил больше на пруд или небольшое озеро. В апреле льда уже не было, вода казалась зеленовато-серой. Джек подумал, что утопиться во рву сложно, слишком мелкий, но ему, четырехлетнему, наверное, хватило бы. Нильс Рингхоф тоже был невелик, всего тринадцать лет, плюс он сначала выстрелил в себя – ров пришелся ему как раз.
Если бы на поверхности рва лежал лед, Джек снова бы попробовал его на прочность – в надежде, что на этот раз никто не станет его спасать. Деревянный парапет, по которому тогда с таким грохотом маршировали солдаты (даже утки разлетались в страхе), походил теперь на игрушечную железную дорогу.
Джек уже понял, что в тот день на улицу выбежал вовсе не Анкер Расмуссен. Скорее всего, в крепости никогда не было органистов-солдат, военных музыкантов. Человек в форме, которого увидел Джек, был, видимо, сам комендант, подполковник Рингхоф; он и послал своего сына, поднял его, больного, из кровати, справедливо полагая, что лед его выдержит.
В это апрельское утро в Копенгагене Джек понял, почему ему до сих пор снится этот кошмар – все его сны о смерти заканчивались им. Шел дождь, но что с того? Джек считал, что сам давно утонул. Теперь, проснувшись (во сне) от жуткого холода, Джек понимал, откуда он – из рва, из Кастельгравена, который он всегда делил с солдатами, погибшими в Европе за столетия ее истории. Один из них особенно бросался ему в глаза – его спаситель, самый маленький солдат; но причиной тому был не пенис противоестественной величины (скорее всего, ненадежная память Джека сильно преувеличила его размеры), а то, с какой стоической обреченностью солдат отдавал ему честь.
Джек хорошо помнил, как тот отдавал честь – так не берут под козырек не вымуштрованные солдаты, а только маленькие мальчики, которые в них играют. Именно так отдавал ему честь Нильс Рингхоф, самый маленький не-солдат, тринадцатилетний ребенок, которого изнасиловала его, Джека, мать, изнасиловала не менее решительно, чем миссис Машаду Джека.
Джек договорился о встрече с органистом крепости. Дом коменданта рядом с церковью был ему знаком; он помнил, как из рва его перенесли туда и одели в одежду Нильса Рингхофа. «В гражданское», – как сказала Алиса – у нее был истинный дар искусно лгать!
