Подбодрив таким образом Джека, она сразу же набрала номер Лоуренса из Си-эй-эй и первым делом сказала ему, что трахаться с ним не станет.
– Эта тема закрыта раз и навсегда, надеюсь, ты понял, – сказала она. – Так я вот о чем: у тебя есть еще идеи насчет того, с каким агентами пообщаться Джеку? – Закрыв трубку рукой, она сказала: – Он говорит «нет».
– Спроси, не знает ли он некую Миру Ашхайм.
Через несколько секунд Эмма доложила Джеку:
– Он говорит, она отработанный материал, конфетка моя. Мол, ее все давно послали. У нее даже помощника больше нет.
– А мне кажется, с нее-то нам и надо начать, – сказал Джек. – Попроси его ей позвонить, что ему стоит?
Эмма передала это своему похотливцу.
– Он говорит, у нее даже офиса нет!
– Вот и отлично! – ответил Джек.
– Лоуренс говорит, ни в коем случае нельзя упоминать при ней имя ее сестры.
– Я уже знаю, одна Мира, другая Милдред, и у второй я уже был. Не перепутаю.
Вернувшись из «Американ Пасифик», Джек обнаружил на автоответчике три сообщения. Джек боялся, что ему звонила одна домохозяйка из Бенедикт-Каньон, он с ней трахался в последнее время. Дама была явно не в себе, утверждала, что из ее спальни видна часть поместья Сьело-Драйв, где убили Шарон Тейт; Джек не сумел разглядеть ничего похожего. Более того, утверждала она, когда дуют ветры Санта-Ана,
[16]
она слышит крики и стоны мисс Тейт и других жертв – словно бы убийства продолжаются до сих пор.
Она частенько звонила Джеку, чаще всего с тем, чтобы перенести дату их очередного свидания. Обычно перенос был связан или с мужем, или с детьми, а однажды – с собакой. Несчастный пес съел что-то не то, и пришлось срочно вызвать ветеринара.
Эмма сказала Джеку, что ему пора учиться читать между строк – дама спит с этим ветеринаром. Эмма просто обожала слушать, какие разные резоны выбирает эта дама, чтобы не спать с Джеком или, по крайней мере, отложить «тайное свидание». Но в тот вечер Эмма вся ушла в работу и не брала трубку, так что они с Джеком уселись слушать автоответчик вместе.
Первые два сообщения были от Лоуренса и Ротвейлера; они оба, оказалось, позвонили Мире Ашхайм, сказали, что ей обязательно надо увидеться с Джеком, и оставили его телефон. Третье сообщение было от самой Миры; ее голос был удивительно похож на голос сестры, Джек даже сначала подумал, что это Милдред решила позвонить и еще раз покритиковать его короткий болт.
– Мне тут звонили два конченых мудака, говорят, я должна на тебя посмотреть, – сказала Мира Ашхайм. – Так я хочу знать, Джек Бернс, говнюк ты эдакий, где тебя носит?
Вот и все сообщение, не очень-то вежливое и даже без подписи. Джек догадался, что это Мира, только по голосу, – прослушав пару раз, он убедился, что это не Милли, в голосе оказалось куда больше Бруклина, чем Лос-Анджелеса.
Эмма заметила, в какое уныние привели Джека означенные три сообщения, которые он прослушал с десяток раз кряду. Казалось, отсутствие среди них сообщения от сумасшедшей бабы из Бенедикт-Каньон причиняет ему физическую боль. Эмма хорошо знала Джека и поняла, что ему очень не хватает ее безумия, хотя он и рад окончанию интрижки.
Первый роман Эммы назывался «Сценарных тонн глотатель». Сюжет почти целиком базировался на событиях, ежедневно происходящих у нее на работе. Нет, ее должность не носила название «сценарных тонн глотатель», студия с нехарактерным для Голливуда достоинством именовала ее «первый читатель», а подразделение – «отделом по производству сценариев».
Эмма читала все – и сценарии, которые никто не заказывал, и сценарии, поступившие от малоизвестных агентов, и (реже всего) сценарии известных авторов, чьи агенты в последнее время слишком уж донимали студию. Из всех этих сценариев в производство отправлялись единицы; у этой категории, как правило, имелись «первые читатели» поважнее Эммы, но в итоге они к ней тоже попадали.
Эмма была чрезвычайно недовольна работой – однако дело тут заключалось не в том, что сценариев было слишком много, не в том, что они все как один были слеплены из дерьма. Она кипела негодованием от другого – оттого что студийные боссы читали только ее отзывы, а не сами сценарии. Эмма довольно быстро сообразила, что является не только первым, но и единственным читателем большинства текстов, попадающих ей на стол. В результате ее отчеты делались все длиннее и длиннее, даже когда речь шла о совсем уж плохих текстах, – она просто не хотела, чтобы сценарии зарубали только из-за нее. Впрочем, у Эммы была к кинематографу и другая, более фундаментальная претензия – она считала, что большинство просмотренных ею фильмов не стоило снимать вообще.
– Нет, я не понимаю. Ну, вообразим, что студийному боссу хочется прочесть сценарий, – зачем ему тогда нанимать тебя? Значит, ему на самом деле не хочется, а особенно не хочется «глотать тонны», – говорил Эмме Джек. Ему казалось совершенно естественным, что в большинстве случаев «первый» читатель оказывается и последним.
Но только не Эмме, она не просто возмущалась несправедливостью, но и вела себя совершенно алогично.
– Нет, студийные боссы обязаны читать, даже плохие сценарии, – настаивала она.
– Но они же тебя наняли именно для того, чтобы избавить себя от необходимости читать все это говно!
– Конфетка моя, это говно написал живой человек, убил на это много-много часов.
Эмма преувеличивала, когда утверждала, что потратила годы на кинофакультете зря. Зачем, спрашивала она, учить студентов ценить хорошие фильмы, если киноиндустрия решительно отказывается воспринимать кино как вид искусства. Джек полагал, что возмущение Эммы направлено не по адресу – виноваты не преподаватели университета, а киноиндустрия.
Эмма настаивала, что кинобоссы виновны в том, что выпускается масса чудовищно плохих фильмов, которые и снимать-то не следовало; поэтому они должны замаливать свои грехи. Как? А вот как – честно прочитывать свою долю плохих сценариев.
Джек возражал, что Эмме стоит больше возмущаться тем, что случается с редкими авторами, чьи сценарии боссам нравятся. В паре случаев Эмме жутко понравились присланные неизвестными авторами сценарии, и оба раза она уговорила боссов сценарии прочесть. Те немедленно покупали права на сценарий и выплачивали автору аванс за изготовление «рабочей версии», которую, разумеется, отвергали, после чего нанимали уже известного автора, который переделывал весь сюжет в соответствии с модными на тот момент тенденциями. В результате все то, что вызывало у Эммы восхищение, безжалостно из сценария выхолащивалось – но теперь-то правами на текст владела студия, которая делала со своей «собственностью» все, что заблагорассудится.
Тут Эмма почему-то не видела повода для возмущения.
– Автор сам виноват, он пал жертвой денежного соблазна. Так всегда бывает, эти проклятые авторы никогда не могут устоять. Если хочешь контролировать судьбу своего сценария, не бери аванс – более того, не позволяй студийным подонкам даже за твой обед заплатить! Так-то, конфетка моя!
