— Держись, Фрэнк! — крикнул Фрейд на все фойе. — Не позволяй никому называть тебя пидором! Ты — принц, Фрэнк! — кричал Фрейд. — Ты лучше, чем Рудольф! — орал Фрейд Фрэнку. — Ты благородней всех Габсбургов, Фрэнк! — ободрял его Фрейд.
Фрэнк ничего не мог ответить, потому что плакал навзрыд.
— Ты прекрасна, моя дорогая Фрэнни, Фрэнни моя любимая, — мягко сказал Фрейд. — Не надо быть зрячим, чтобы видеть, как ты прекрасна, — сказал он.
— Auf Wiedersehen, Фрейд, — сказала Фрэнни.
— Auf Wiedersehen, штангист! — крикнул мне Фрейд. — Иди обними меня, — попросил он, раскрыв объятия и вскинув «луисвильский слаггер», будто меч. — Дай мне почувствовать, какой ты сильный, — сказал мне Фрейд.
Я подошел к Фрейду и обнял его. Вот тогда-то он и шепнул мне на ухо:
— Когда услышишь взрыв, — прошептал Фрейд, — убей Арбайтера.
— Пошли! — нервно прикрикнул Шраубеншлюссель, схватив Фрейда за руку.
— Я люблю тебя, Вин Берри! — крикнул Фрейд, но отец закрыл лицо руками; он так и не поднял взгляд с того места, где сидел, утопая в продавленном диванчике. — Извини, что втянул тебя в гостиничный бизнес, — сказал Фрейд моему отцу. — И в медвежий бизнес тоже, — добавил он. — До свиданья, Сюзи, — сказал Фрейд.
Сюзи заплакала. Шраубеншлюссель тащил Фрейда за дверь. Мы видели машину, «мерседес», который был бомбой; он стоял у поребрика, почти напротив входа в отель «Нью-Гэмпшир». Фрейд и Шраубеншлюссель протиснулись через вращающуюся дверь.
— Не нужна мне твоя помощь, — огрызался Фрейд на Ключа. — Просто дай мне почувствовать машину, просто подведи меня к капоту, — возмущался Фрейд. — Я и сам могу найти дверь, идиот, — настаивал Фрейд. — Дай мне только ухватиться за капот.
У Арбайтера, склонившегося над Лилли, затекла спина. На секунду он расправил плечи; оглянулся, проверяя, где я. Он взглянул на Фрэнни. Дуло его пистолета поворачивалось из стороны в сторону.
— Ну вот! Нашел! — услышали мы с улицы бодрый крик Фрейда. — Это фара, правильно? — спросил он Шраубеншлюсселя.
Мой отец оторвал голову от рук и взглянул на меня.
— Конечно, это фара, старый дурак! — орал Шраубеншлюссель на Фрейда. — Давай садись, ну?
— Фрейд! — закричал отец. Должно быть, тогда он уже догадался. Он бросился к вращающимся дверям. — Auf Wiedersehen, Фрейд! — кричал он.
Стоя перед вращающимися дверями, отец ясно видел все происходящее. Фрейд, ощупывая фары, скользнул рукой не к дверце машины, а к радиатору «мерседеса».
— В другую сторону, придурок! — прикрикнул на него Шраубеншлюссель.
Но Фрейд прекрасно знал, где он находится. Вырвав свою руку из рук Ключа, он вскинул биту и размахнулся. Он, конечно, искал передний номер. Слепые по стуку определяют, где находится та или иная вещь. Фрейду достаточно было три раза махнуть битой, чтобы найти номер машины. Первый удар прошел чуть-чуть выше и попал в радиатор.
— Ниже! — закричал отец, стоя перед вращающимися дверьми. — Auf Wiedersehen!
Второй удар пришелся по бамперу, но чуть левее номера, и мой отец закричал:
— Правее! Auf Wiedersehen, Фрейд!
Как позже рассказывал отец, Шраубеншлюссель уже убегал. Но ему так и не удалось отбежать достаточно далеко. Третий удар Фрейда попал в самое яблочко; третьим ударом Фрейд произвел великолепную подачу. Через сколько всего прошла эта бита за один вечер! Ее так и не нашли. Фрейда полностью тоже не нашли, а Шраубеншлюсселя и мать родная не опознала бы. Моего отца отбросило от вращающейся двери, белый ослепительный свет и осколки стекла ударили ему в лицо. Фрэнни и Фрэнк бросились к нему на помощь, а я, когда прогремел взрыв, стиснул в своих медвежьих объятиях Арбайтера, как мне и велел Фрейд.
Арбайтер — в черном смокинге, специально для оперы, — был чуть выше меня и немного тяжелее; я крепко уперся ему подбородком между лопаток и обхватил под грудью, прижав его руки к бокам. Он выстрелил, в пол. Я боялся, что он может прострелить мне ногу, но вот поднять пистолет выше он уже не смог бы. Лилли была теперь вне досягаемости Арбайтера. Он еще два раза выстрелил в пол. Я держал его так крепко, что он даже не мог попасть в мою ногу, которая стояла как раз за его ногой. Следующим выстрелом он прострелил собственную ногу и начал кричать. Он выронил пистолет. Я слышал, как пистолет ударился об пол, и видел, как Лилли его подобрала, но я не обращал особого внимания на пистолет. Я сосредоточился на давлении. Для того, кто прострелил себе ногу, Арбайтер заткнулся довольно быстро. Позже Фрэнк говорил, что Арбайтер заткнулся, потому что не мог дышать. На крики Арбайтера я тоже не очень-то обращал внимание. Я сосредоточился на давлении. Представил себе самую большую штангу в мире. Не знаю, что именно я делал с этой штангой: выжимал ее, толкал или просто поднимал на грудь. Это не играло роли; я просто сконцентрировался на ее весе. Сконцентрировался по-настоящему. Я заставил свои руки поверить в себя. Если бы я так обнял Иоланту, она бы переломилась пополам. Если бы я так обнял Визгунью Анни, она бы умолкла. Когда-то я мечтал вот так же крепко сжимать Фрэнни. Я начал заниматься подъемом тяжестей с того момента, как ее изнасиловали, с того момента, как Айова Боб показал мне, что такое штанга; сжимая Арбайтера в объятиях, я был самым сильным человеком в мире.
— Отзывчивая бомба! — доносились до меня отцовские крики. Я знал, что ему больно. — Господи Иисусе! Вы можете в это поверить? Долбаная отзывчивая бомба!
Я сразу поняла, скажет позже Фрэнни, что отец ослеп. И не в том дело, что он стоял так близко от места взрыва, и не в том, что в лицо ему полетели осколки стекла от вращающихся дверей, и не во всей той крови в его глазах, которую Фрэнни увидела, когда худо-бедно обтерла его лицо, — это было еще не все…
— Я почему-то знала, — сказала она. — В смысле, еще до того, как увидела его глаза. Я всегда знала, что он такой же слепой, как Фрейд, или станет таким. Я знала, что он ослепнет, — скажет Фрэнни.
— Auf Wiedersehen, Фрейд! — плакал отец. Я услышал, как Лилли сказала:
— Сиди спокойно, пап!
— Да, сиди спокойно! — повторит Фрэнни. Фрэнк побежал по Крюгерштрассе к Кернтнерштрассе и завернул за угол к опере. Ему надо было, конечно, посмотреть, ответила ли отзывчивая бомба, но Фрейд, пусть и слепой, четко представлял себе, что отель «Нью-Гэмпшир» стоит далековато от оперы, и если машина взорвется там, большая бомба не отзовется. А Швангер, должно быть, все ходила вокруг театра. Или, может, решила остаться и посмотреть конец оперы; может, это была одна из ее любимых. Может, она хотела быть там, когда опустится занавес, когда все выйдут на поклоны над не взорвавшейся бомбой.
Потом Фрэнк скажет, что, выбегая из отеля «Нью-Гэмпшир», посмотреть, в безопасности ли опера, он заметил, что Арбайтер был ярко-красного цвета, что пальцы его все еще шевелились или, может быть, скрючивались и он, казалось, дрыгал ногами. Лилли скажет мне потом, что, пока Фрэнк бегал, Арбайтер стал из ярко-красного синим.
