— Мне очень, очень жаль! — снова сказал он.
— Это ты уже говорил! — Стюарт явно терял терпение.
— Я только что услышал… — сказал Гарп. — И хотел сказать вам и миссис Перси, что мне действительно очень жаль. Возможно, я никогда особенно этого не показывал — во всяком случае, вам, сэр, — но я действительно по-настоящему любил…
— Ах ты поросенок! — сказал Стюарт Перси. — Сынок маменькин! Японская куча дерьма! — И повесил трубку.
Даже Гарп оказался не подготовлен к такой реакции. Дело в том, что он все понял неправильно и лишь спустя несколько лет узнал все обстоятельства, при которых умудрился разбудить Жирного Стью среди ночи. Бедняжка Пух, она же безумная Бейнбридж Перси, однажды объяснила Дженни Филдз тогдашнюю ситуацию. Когда Гарп позвонил, Куши была мертва уже так давно, что Стюарту и в голову не пришло, что Гарп хочет выразить ему свое сочувствие по поводу гибели дочери. В ту ночь наконец-то испустил дух Бонкерс, это черное чудовище, и Стюарт Перси решил, что звонок Гарпа — жестокая шутка, лицемерные соболезнования по поводу смерти старого пса, которого Гарп всегда ненавидел.
И вот теперь, когда у Гарпа среди ночи зазвонил телефон, Гарп тут же почувствовал у себя на плече руку Хелен, тоже разбуженной этим звонком. Когда он снял трубку, Хелен плотно сжала коленями его ногу, просунутую между ее ногами, — словно, только прильнув к нему всем телом, чувствовала себя в безопасности. Гарп мгновенно перебрал в уме все возможные случайности. Уолт был дома и спал. Дункан тоже, он не был у Ральфа.
А Хелен думала: это мой отец! Его больное сердце… А иногда ей казалось: они наконец нашли и опознали мою мать. В морге.
А Гарп думал: маму убили. Или похитили и требуют выкуп. И ведь такие похитители не согласятся ни на что другое, кроме публичного изнасилования сорока девственниц, прежде чем отпустят столь известную феминистку невредимой. А может, они потребуют еще и жизни моих детей… В общем, мысль его уже начинала работать.
Звонила Роберта Малдун. Поэтому Гарп сразу решил, что жертвой на сей раз оказалась именно Дженни Филдз. Однако в беде была сама Роберта.
— Он меня бросил! — сказала она своим густым голосом, ставшим еще гуще от слез. — Просто выбросил меня на помойку! Меня! Можешь ты в это поверить?
— Господи, Роберта, — сказал Гарп.
— Ох, я даже представить себе раньше не могла, какое дерьмо эти мужчины! — сказала Роберта.
— Это Роберта, — шепнул Гарп Хелен, чтобы та успокоилась. — Ее любовник смотал удочки. — Хелен вздохнула, высвободила ногу Гарпа и перевернулась на спину.
— Тебе небось это совершенно безразлично? — обиженным тоном спросила Гарпа Роберта.
— Роберта, пожалуйста, — сказал Гарп. — Ну что ты говоришь?
— Извини, — сказала Роберта. — Но я подумала, что звонить твоей матери сейчас слишком поздно.
Гарпу такое логическое заключение показалось удивительным: все знали, что Дженни ложится спать очень поздно, гораздо позднее, чем он. Однако он очень любил Роберту, а ей сейчас явно было несладко.
— Он сказал, что во мне недостаточно женщины! Что я его только сбиваю с толку — в плане секса, конечно. Что я и сама еще не разобралась, кто я такая! — Роберта заплакала. — О господи, какой ублюдок! Вечно ему что-нибудь новенькое требовалось! И вечно он перед своими приятелями выпендривался!
— Пари готов держать, Роберта, тебе было вполне по силам удержать его, — сказал Гарп. — И почему ты эту дурь из него сразу не вышибла?
— Как ты не понимаешь, — сказала Роберта, — у меня нет ни малейшего желания вышибать из кого-то «эту дурь»! Я ведь все-таки женщина!
— А что, разве у женщин не бывает желания вышибить из кого-нибудь дурь? — удивился Гарп.
— Не знаю, какие там желания бывают у женщин, — заныла Роберта, — и понятия не имею, чего им вообще полагается желать. Я знаю только, какие желания возникают у меня самой.
— И какие же? — поинтересовался Гарп, понимая, что она очень хочет ему об этом рассказать.
— Если честно, в данный момент мне действительно очень хочется вышибить из него дурь! — призналась Роберта. — Но когда он тут вокруг меня слонялся и ныл, я просто сидела, как тумба, и со всем соглашалась. Я даже плакала. Плакала целый день! — со слезами выкрикнула она. — А он позвонил мне и сообщил, что если я все еще плачу, то, значит, притворяюсь уже перед самой собой!
— Ну и черт с ним, — сказал Гарп.
— Ему от меня только и было нужно, что как следует потрахаться, — сказала Роберта. — Ну почему все мужчины такие?
— Ну… — начал неуверенно Гарп.
— Ой, я же знаю, ты совсем не такой! — поправилась Роберта. — Для тебя я как женщина абсолютно непривлекательна.
— Ну разумеется, ты очень привлекательна, Роберта! — заверил Гарп.
— Но только не для тебя, — возразила Роберта. — И не лги мне. В сексуальном плане я ведь мало для кого привлекательна, верно?
— Для меня лично нет, — признался Гарп, — но для многих других мужчин — очень даже да! Очень даже!
— Ну ладно, ты настоящий друг, а это гораздо важнее, — вздохнула Роберта. — Ты ведь меня тоже совсем не привлекаешь в плане секса.
— И это абсолютно естественно, — сказал Гарп.
— Ты слишком маленький, — сказала Роберта. — А мне нравятся подлиннее. Не обижайся, ладно?
— Я и не обижаюсь, — сказал Гарп. — И ты тоже не обижайся.
— Ну естественно! — сказала Роберта.
— Может, утром перезвонишь? — предложил ей Гарп. — Утром ты и чувствовать себя будешь лучше…
— Нет, — мрачно буркнула Роберта. — Утром будет еще хуже. К тому же мне будет стыдно, что я вообще тебе позвонила.
— А может, тебе с врачом посоветоваться? — сказал Гарп. — С урологом? Или с кем там еще? В общем, с тем, который тебе операцию делал. Вы ведь с ним друзья, кажется.
— По-моему, он хочет меня трахнуть, — серьезно сказала Роберта. — По-моему, он всегда только об этом и думал. Небось и операцию предложил только потому, что хотел меня трахнуть, но ему хотелось, чтобы я сперва превратилась в женщину. За этими врачами частенько такое водится — мне один друг об этом говорил.
— Псих он — твой друг, Роберта, — заметил Гарп. — За кем такое частенько водится?
— За урологами, — сказала Роберта. — Ой, ну я не знаю!.. А тебе разве урология не кажется немножко неприличной?
Гарпу действительно так казалось, но он не хотел еще больше расстраивать Роберту.
— Знаешь что, ты маме позвони, — услышал он собственный голос. — Уж она-то сумеет тебе настроение поднять, уж она-то что-нибудь придумает.
— Ой, правда! Она такая замечательная! — зарыдала Роберта. — Она всегда что-нибудь придумает, но, по-моему, я слишком ее эксплуатирую.
