Как только Гарп выбрал кресло и сел, какой-то мужчина тут же пристроился рядом. Гарп выглянул в окно. К самолету все еще спешили пассажиры. Среди них он заметил ту похожую на привидение, грязноватую блондинистую девицу. У нее тоже не было ни пальто, ни ручной клади. Только тот чересчур большой ридикюль — достаточно большой, чтобы в нем могла поместиться даже бомба. Гарп сразу почувствовал присутствие Подводной Жабы — на бедре у него мелко задрожал какой-то мускул. Он посмотрел в сторону прохода, чтобы сразу заметить, где сядет эта девица, и встретил плотоядный взгляд своего соседа.
— Может быть, — со знанием дела сказал тот, — когда мы взлетим, вы разрешите угостить вас выпивкой? — Его маленькие, близко поставленные глазки прямо-таки впились в выгнутую дугой молнию на груди у Гарпа, затянутого в дурацкий бирюзовый комбинезон.
Гарпа захлестнуло странное чувство несправедливости и обиды. Он ведь не просил Роберту обеспечивать ему такое «анатомическое строение». Жаль, не удалось тихо и спокойно поговорить с этой мудрой и приятной женщиной Салли Девлин, неудавшейся кандидаткой на пост губернатора штата Нью-Гэмпшир. Он бы непременно убедил ее, что она слишком хороша для такой поганой работенки.
— Но до чего же хорош этот ваш комбинезончик! — с мерзкой ухмылкой сказал сосед Гарпа.
— Да пошел ты в задницу! — В конце концов, Гарп был сыном женщины, которая запросто пырнула ножом какого-то типа, который приставал к ней в бостонском кинотеатре — много лет назад, давным-давно.
И приставучий тип явно это почувствовал, попытался встать, но никак не мог отстегнуть ремень безопасности и беспомощно посмотрел на Гарпа. Тот перегнулся через сиденье, обдав соседа запахом отвратительных духов, которыми Роберта так щедро его оросила, выправил пряжку ремня и с громким щелчком освободил этого кретина, угрожающе проворчав прямо в его покрасневшее от ужаса ухо:
— Как только взлетим, иди сперва про… рись в туалете, милый!
Когда этот тип сбежал и соседнее кресло опустело, Гарп с вызовом взглянул на следующего пассажира, пожелавшего здесь «приземлиться», — словно на поединок приглашал. Но увидев, кто это, сразу насторожился. Она была очень худая, руки, совсем еще девчоночьи, костлявые, крепко сжимали непомерно большой ридикюль. Она не спросила разрешения — просто взяла и села рядом. Видно, сегодня, подумал Гарп, Подводная Жаба является в обличье совсем молоденькой девчонки. Когда девушка полезла к себе в сумку, Гарп перехватил ее запястье и почти ласково положил ее руку снова к ней на колени. Рука оказалась слабенькой, и никакого револьвера в этой руке не было. Не было в ней и ножа — только блокнотик, карандаш и ластик, стертый до того, что превратился в крошечный шарик.
— Ох, простите! — прошептал он.
Если эта девочка — не убийца, то он, пожалуй, знает, кто она такая. «И почему мне в жизни так часто встречаются люди с дефектами речи? — писал Гарп в одном из своих писем. — Может, просто потому, что я, писатель, замечаю вокруг только то, что звучит неправильно? Или не звучит вовсе?»
Юная ведьма с глазами-блюдцами что-то быстро написала на листке и сунула его Гарпу.
— Да-да, — устало сказал он, — я уже догадался: вы одна из джеймсианок.
В ответ девушка, закусив губу, яростно мотнула головой и прямо-таки впихнула записку Гарпу в ладонь.
«Меня зовут Эллен Джеймс, — сообщалось в записке. — И я вовсе не одна из джеймсианок!»
— Так вы та самая Эллен Джеймс? — спросил он, хотя понимал всю бессмысленность своего вопроса: достаточно было взглянуть ей в лицо, чтобы это понять. И возраст как раз подходящий — не так уж давно ее, одиннадцатилетнюю тогда девочку изнасиловали и лишили языка. Ее глаза, издали напоминавшие испачканные кофе блюдца, при ближайшем рассмотрении оказались даже довольно красивыми; просто были в красных прожилках — возможно, от хронической бессонницы. Искусанная нижняя губа напоминала крошечный ластик, который она держала в руке. Девочка нацарапала еще несколько слов.
«Я из Иллинойса. Мои родители недавно погибли в автокатастрофе, и тогда я решила поехать сюда, на Восток, чтобы познакомиться с Вашей матерью. Я написала ей, и она очень быстро мне ответила! Прислала замечательное письмо! И пригласила приехать и пожить у нее сколько захочу, а еще сказала, чтобы я непременно прочитала все Ваши книги».
Гарп переворачивал крошечные листки блокнота, все время кивая головой и улыбаясь.
«Но Вашу мать убили!» — написала Эллен Джеймс, вытащила из огромного ридикюля коричневую бандану и высморкалась в нее.
«Я все равно приехала и некоторое время жила среди участниц женского движения в Нью-Йорке. Теперь я уже знаю слишком много джеймсианок, как Вы их называете. Собственно, только их-то я и знаю; я получаю сотни рождественских открыток…»
Она перестала писать и убрала руку, чтобы Гарп прочитал последнюю строчку.
— Да-да, в этом я не сомневаюсь, — подбодрил он ее. «Я, конечно, не могла не пойти на похороны Вашей матери. Потому что знала: там будете Вы. Я знала, что Вы непременно приедете!» Она снова убрала руку и улыбнулась ему. А потом вдруг засмущалась и прикрыла лицо своей грязной коричневой банданой.
— Так вы хотели видеть именно меня? — спросил Гарп.
Она энергично тряхнула головой и вытащила из ридикюля растрепанный экземпляр «Мира глазами Бензенхавера».
«Это лучшая история об изнасиловании, какую я когда-либо читала, — написала Эллен Джеймс. Гарп поморщился. — А знаете, сколько раз я прочитала Вашу книгу?»
Он посмотрел в ее слезящиеся восхищенные глаза. И молча покачал головой, словно был так же нем, как и она. Она коснулась его лица, совершенно по-детски. Растопырила пальцы, чтобы он сосчитал: все пальчики на одной руке и почти все на второй. Господи, она прочла его ужасную книгу восемь раз!
— Восемь раз! — прошептал Гарп.
Она кивнула и улыбнулась. И вдруг, совершенно успокоившись, откинулась на спинку кресла с таким видом, словно все в ее жизни наконец-то благополучно завершилось: она сидит рядом со своим любимым писателем и скоро будет в Бостоне; раз уж не получилось знакомства с той замечательной женщиной, которой она так восхищалась и которая успела погибнуть, пока она, Эллен, добиралась сюда из Иллинойса, то пусть хотя бы единственный сын той женщины пока остается с нею рядом, и этого будет для нее вполне достаточно.
— Ты в колледже училась? — спросил ее Гарп. Эллен Джеймс подняла один грязный пальчик; лицо у нее стало совершенно несчастным.
— Только один год? — перевел Гарп. — Тебе там не понравилось. Или ничего не получалось?
Она решительно кивнула.
— А кем ты хотела стать? — спросил он, едва не прибавив: «Когда вырастешь».
Эллен указала на него и покраснела. Она почти коснулась его могучего фальшивого бюста.
— Писателем? — догадался Гарп.
Она облегченно вздохнула и улыбнулась, как бы говоря: до чего легко ты меня понимаешь! У Гарпа перехватило горло. Эта девочка потрясла его; она была так похожа на тех обреченных детей, чей организм не вырабатывает антител, у них вообще нет естественного иммунитета, и они абсолютно беззащитны перед любой болезнью. И если не живут всю жизнь в стерильных пластиковых палатках, то просто умирают от первого же вульгарного насморка. И сейчас перед ним была одна такая, Эллен Джеймс из Иллинойса, дитя без социального иммунитета, оставившее свое пластиковое убежище.
