— Я понимаю, — кивнула Хелен, — но читать его все равно не буду.
— Да, я тебя понимаю, — сказал Гарп. — Конечно.
Он всегда понимал, что писательство — занятие одиночек. Но даже ему, одиночке, было тяжко ощущать столь безысходное одиночество. Впрочем, Дженни — он точно знал — непременно прочтет роман; она-то тверда как гвоздь. Дженни спокойно наблюдала, как они все понемногу выздоравливают. Забот у нее хватало: в дом прибывали все новые и новые «пациентки», а старые его покидали.
Одной из новеньких оказалась молодая девица по имени Лорел, которая совершила ужасную ошибку, как-то за завтраком сказав гадость о Дункане.
— Можно я буду спать в другой части дома? — невинным тоном начала она, обращаясь к Дженни. — Этот противный мальчишка со своей подзорной трубой, фотокамерой и черной повязкой на лице, в которой он напоминает какого-то вонючего пирата, все время за мной шпионит. Я хорошо знаю, такие мальчишки очень любят подглядывать за женщинами, особенно за голыми, даже если у них всего один глаз!
Несколькими днями раньше Гарп упал, бегая в предутренних сумерках по пляжу, и снова повредил челюсть, и ему снова — снова! — наложили скобки. Когда эта Лорел наконец заткнулась, у Гарпа не оказалось под рукой блокнота, однако потребность немедленно выразить свои чувства была столь велика, что он торопливо нацарапал на своей салфетке: «… твою мать!»
И швырнул салфеткой в изумленную гостью.
— Послушайте, — повернулась Лорел к Дженни, — это ведь самая обычная вещь, все мальчишки любят подглядывать, а мне бы хотелось, чтобы меня оставили в покое. Меня и так вечно преследуют всякие мужчины! Преследуют, угрожают насилием, демонстрируют свои отвратительные пенисы… Кому это надо — особенно здесь? Неужели я притащилась сюда, чтобы получить все то же самое?
«… тебя и твою мать до смерти», — гласила следующая записка разъяренного Гарпа, но Дженни, к счастью, поспешила увести девицу и рассказала ей историю повязки на глазу Дункана, его подзорной трубы и фотокамеры, и девица те несколько дней, что еще прожила в доме Дженни, очень старалась не попадаться Гарпу на глаза.
Собственно, она пробыла в Догз-Хэд-Харбор совсем недолго. За ней на спортивной машине с нью-йоркским номером приехал какой-то мужчина, очень похожий на тех, что преследуют бедную Лорел и угрожают ей насилием; и пенис у него, видимо, действительно имел немалые размеры.
— Эй, обормоты! — крикнул этот тип Гарпу и Роберте, которые болтали на большой веранде, сидя на качелях, словно старомодные любовники. — Это и есть гнездо беглых шлюх, где вы держите Лорел?
— Ну, не то чтобы ее здесь кто-то «держал»… — заметила Роберта.
— Заткнись, старая сточная канава! — заявил молодчик из Нью-Йорка и стал подниматься на веранду. Двигатель в машине он оставил включенным, и тот, словно нервничая, без конца судорожно кашлял, потом успокаивался, умолкал и снова начинал кашлять. Представитель Нью-Йорка был в ковбойских сапогах и зеленых замшевых джинсах-клеш, высокий, широкоплечий, хотя Роберте Малдун он в этом отношении явно уступал.
— Я не сточная канава, — сказала Роберта.
— Ну, небось и не девственница-весталка? — усмехнулся ковбой. — И где, трам-тарарам, моя Лорел? — На нем была оранжевая майка с ярко-зеленой надписью на груди: «ЗАНИМАЙТЕСЬ ШЕЙПИНГОМ!»
Гарп пошарил по карманам в поисках карандаша и блокнота, но попадались ему только дурацкие старые записки со старыми обычными словами, которые для этого грубияна совершенно не годились.
— А разве Лорел ждет вас? — вежливо спросила у приезжего Роберта Малдун, и Гарп догадался, что у Роберты вновь начался разлад с сексуальным самоощущением: она нарочно дразнила этого ублюдка, надеясь, что своими могучими кулаками сможет без зазрения совести превратить его в кучу дерьма. Однако на взгляд Гарпа он был вполне способен дать Роберте достойный отпор. Ведь лошадиные дозы эстрогена, думал Гарп, изменили не только внешний облик Роберты, но и лишили ее той мышечной массы и той невероятной физической силы, какой обладал Роберт Малдун, причем сама Роберта то ли не подозревала об этом, то ли совершенно забыла.
— Слушайте, голубки, — наглец в ковбойских сапогах обращался к ним обоим, — я вам вот что скажу: если Лорел сию минуту не вынесет из этого паршивого домишки свою драгоценную задницу, я сам, лично наведу порядок в этом вонючем притоне. Все знают, что тут всякие извращенцы окопались. И я запросто выяснил, куда эта дрянь отправилась! Да любая захудалая шлюха в Нью-Йорке знает об этом гребаном «приюте»!
Роберта улыбнулась. Она так раскачала качели, что Гарпа начало подташнивать, и он снова принялся яростно шарить по карманам, выуживая одну бессмысленную записку за другой.
— Значит, так, клоуны, — сказал этот тип. — Мне прекрасно известно, что за помойные твари тут слоняются. Ведь здешнее заведение специально для лесбиянок устроено, верно? — Он пнул носком ковбойского сапога стойку качелей, и качели сбились с ритма. — А сами-то вы кто? — Он посмотрел на Гарпа. — Ты, что ли, хозяин? А может, придворный евнух?
Гарп вручил ему первую попавшуюся записку: «На кухне топится печка, это по коридору налево». На дворе стоял август. И записка была совсем неподходящая.
— Это еще что за дерьмо? — спросил ковбой. И Гарп вручил ему другую записку, снова первую попавшуюся, из тех, что шуршали у него в кармане.
«Не огорчайтесь. Моя мать скоро вернется. Здесь есть и другие женщины. Не хотите ли с ними познакомиться?»
— Так твою мать и разэтак! — сказал ковбой. И двинулся к широкой входной двери, затянутой сеткой. — Лорел! — крикнул он. — Ты здесь? Ах ты сука!
Но тут на пороге возникла Дженни Филдз.
— Здравствуйте, — сказала она.
— Знаю я, кто ты такая! — заявил ковбой. — Я эту форму проклятую хорошо знаю! Только моя Лорел тебе совершенно не подходит, золотко! Уж больно она трахаться любит.
— Возможно, но не с тобой, — сказала Дженни Филдз. Какое бы оскорбление ни хотел нанести Дженни Филдз этот тип в майке с надписью «Занимайтесь шейпингом!», произнести его вслух он так и не успел. Роберта Малдун бросилась на него сзади и ударила под коленки. Блестящий бросок, вполне достойный того знаменитого пенальти, когда Роберта играла за «Филадельфия Иглз». Ковбой с такой силой грохнулся на серые доски веранды, что подвесные горшки с цветами чуть не оборвались и еще некоторое время продолжали качаться. Он попытался встать и не смог. Похоже, повредил при падении колено — весьма распространенная травма среди футболистов и самая что ни на есть естественная причина для наказания четырнадцатиметровым штрафным ударом. У ковбоя, впрочем, недостало храбрости выкрикнуть еще хоть какое-нибудь оскорбление; он лежал на полу со спокойно-отрешенным выражением на побледневшем от боли лице.
— Ну это уж ты чересчур, Роберта, — спокойно заметила Дженни.
— Я позову Лорел, — сказала Роберта, покорно потупившись, и пошла в дом. В потаенных глубинах своей души Роберта, как отлично знали и Гарп, и Дженни, была куда больше женщиной, чем любая другая; но тело ее во всех своих проявлениях по-прежнему оставалось отлично тренированной горой мускулов.
