Само по себе послание заставило Марджи порядком помучиться, потому что мысли у нее никогда не были в ладу со словами. И надушенным оно оказалось просто потому, что другой писчей бумаги Марджи Толуорт в запасе не имела; если бы у нее хватило ума, она бы сообразила, что надушенная бумага для подобных посланий не годится, но и об этом Марджи, к сожалению, понятия не имела. Даже выпускное сочинение в школе она написала на надушенной бумаге! Когда Хелен прочитала первую работу Марджи Толуорт по сравнительному литературоведению, она вся съежилась от отвращения, учуяв этот дешевый запах.
Вот что написала Гарпу в своей записке Марджи Толуорт:
«У Вашей жены интрижка с Майклом Мильтоном».
Марджи Толуорт до старости будет говорить, что кто-то «скончался», а не «умер». И в данном случае она тоже постаралась выбрать «более деликатное» слово «интрижка».
Итак, она стояла на крыльце, держа в руке приторно пахнущий конвертик, который она как раз намеревалась опустить в почтовый ящик, когда пошел дождь.
Ничто не могло заставить Гарпа вернуться домой с пробежки скорее, чем дождь. Он терпеть не мог, когда промокали кроссовки. Он готов был бегать в холод, в метель, но когда шел дождь, Гарп, чертыхаясь, мчался домой, а потом обычно как минимум час занимался на кухне готовкой, стараясь поднять настроение, испорченное ненастьем. Затем он накидывал пончо и на автобусе ехал в гимнастический зал, чтобы потренироваться в борьбе. По дороге он забирал Уолта из детского сада и захватывал его с собой, а уже из спортзала звонил домой проверить, вернулся ли из школы Дункан. Иногда он давал Дункану кое-какие мелкие поручения по хозяйству — особенно если обед еще стоял на плите, — но чаще в очередной раз просил его не кататься под дождем на велосипеде и упорно напоминал номера телефонов, по которым следует звонить при аварии, в случае пожара, взрыва, вооруженного ограбления или же полученного на улице увечья.
Потом он разминался, тренировался вместе с другими борцами, возился с Уолтом, брал его с собой в душ и после душа снова звонил домой. К тому времени Хелен обычно была уже дома и могла подъехать за ними к спортзалу.
Словом, дождь Гарп не любил (хотя очень любил занятия борьбой), потому что дождь нарушал все его четкие и привычные планы. И Марджи Толуорт оказалась совершенно не готова вдруг снова увидеть его, задыхающегося и сердитого, рядом с собой на крыльце.
— А-а-а! — вскрикнула она и так стиснула в кулаке надушенный конвертик, словно это была жизненно важная артерия животного, истекающего кровью.
— Привет! — сказал Гарп, приняв ее за приходящую няню. Он давно уже отучил себя интересоваться нянями, а потому только улыбнулся Марджи с искренним любопытством, и все.
— А-а-а… — снова промычала девушка; говорить она не могла. Гарп посмотрел на смятый конверт у нее в кулаке; она зажмурилась и протянула ему письмо — с таким видом, будто сунула руку в огонь.
Если сперва Гарп и подумал, что это одна из студенток Хелен пришла по делу, то теперь мысли его потекли иначе. Он видел, что девица, во-первых, явно не может говорить, но абсолютно уверена в себе — вон как решительно протянула ему конверт. Опыт Гарпа с безгласными женщинами, которые столь же самоуверенно раздавали записки, ограничивался пресловутыми джеймсианками, так что он с трудом подавил мгновенную вспышку гнева и раздражения: еще одна заявилась. Не иначе как решила поймать на крючок сына-отшельника этой замечательной Дженни Филдз! Сейчас он, скорее всего, прочтет:
«Привет! Я — Марджи, джеймсианка. Знаете ли Вы, кто это такие?»
Ну и дальше в таком же роде — насчет того, что они составят весьма обширную организацию (вроде тех религиозных идиотов, которые разносят по домам благочестивые брошюрки об Иисусе Христе). Гарпа едва не затошнило при мысли, что джеймсианки добрались теперь даже до таких вот молоденьких девчонок; ведь эта девчушка еще слишком молода, чтобы как следует понимать, пригодятся ли ей в жизни язык и способность говорить или нет. Он покачал головой и отмахнулся от протянутого конверта.
— Да, да, я все это давно знаю, — сказал Гарп. — Ну и что?
Бедная Марджи Толуорт была совершенно не готова к подобной реакции. Она-то явилась точно ангел возмездия — желая выполнить ужасный долг, сбросить с плеч невыносимую ношу и передать невинному человеку дурную весть, которую ему так или иначе необходимо узнать. А он, оказывается, все знает! И ничуть не тревожится!
Марджи обеими руками стиснула конверт и крепко прижала его к своей красивой трепетной груди, так что надушенная бумага запахла еще сильнее, будто Марджи выдавила запах дешевых духов из письма, — или из собственной груди? — и волна этого «сладостного аромата» донеслась до Гарпа, который пристально смотрел на нее.
— Ну и что? — повторил Гарп. — Неужели вы думаете, что я стану уважать человека, который сам себе отрезал язык?
Марджи с трудом прохрипела:
— Что?.. — Теперь она испугалась. Так вот почему, думала она, этот бедолага весь день слоняется по дому, без работы: он же просто сумасшедший!
Гарп отчетливо расслышал произнесенное ею слово; это было не сдавленное «А-а-а!» и даже не еле слышное «А-а-а…» — это безусловно было слово, произнесенное отнюдь не отрезанным языком. Это было целое слово.
— Как вы сказали? — спросил он.
— Что? — повторила она более внятно.
Гарп уставился на конверт, который Марджи прижимала к груди.
— Так вы можете говорить! — спросил он.
— Конечно, — с трудом выговорила она.
— И что же это такое? — спросил он, указывая на письмо.
Но теперь она боялась его — сумасшедшего рогоносца. Бог его знает, что он может сделать? Убить детей или убить ее, Марджи… С виду он достаточно силен, чтобы и Майкла Мильтона укокошить, причем одной левой. И потом, любой мужчина выглядит достаточно злобно, когда он тебя допрашивает. Марджи попятилась и стала задом спускаться с крыльца.
— Подождите! — крикнул Гарп. — Так это письмо для меня? Или для Хелен? Что это вообще такое? И кто вы?
Марджи Толуорт покачала головой.
— Это ошибка, — прошептала она и повернулась с намерением спастись бегством, но столкнулась с насквозь промокшим почтальоном, который уронил свою сумку, а девушку отпихнул назад, к Гарпу. В мозгу Гарпа мелькнуло видение Дуны, старого, выжившего из ума медведя, вечного изгоя, который скатывает, точно шар для боулинга, почтальона по лестнице в Вене. Однако с Марджи Толуорт ничего страшного не случилось: она просто растянулась на мокром крыльце, порвала чулки и ободрала коленку
Почтальон, решив, что пришел некстати, стал поспешно собирать рассыпанную почту, но Гарпа интересовало сейчас только одно послание — то, которое принесла ему эта плачущая девушка.
— Ну-ну, — мягко сказал он и хотел было помочь ей встать, но она упорно сидела на крыльце и продолжала рыдать. — Да скажите же, в чем дело? — испугался Гарп.
