— Ма, а ты мне сегодня по почте ничего не посылала?
— В смысле?..
— Ну…
Действительно, в смысле…
— Ну, маленькое такое…
— Что маленькое, Эд? Я спешу вообще-то.
Ну ладно. Надо говорить как есть.
— Игральную карту, ма. Бубновый туз.
На том конце провода повисает тишина. Она думает.
— И? — спрашиваю я.
— Что — и?
— Это ты его послала?
И тут она взрывается. Рев еще не достиг моих ушей, но невидимая рука высовывается из трубки, хватает за горло и мерно, методично встряхивает.
— Нет! Нет! Не я! — звенит в ее голосе мстительная ярость. — На хрена мне посылать тебе по почте карту? Я должна была отправить напоминание… — Тут она срывается на крик. — Насчет чертова журнального столика!
— Ладно, ладно…
Странно, почему я так спокоен?
Может, это карта действует?
Не знаю…
Хотя… Нет. Знаю. Это не карта. Я всегда такой. Спокойный. И жалкий. Потому что трусливый. Нужно гавкнуть на старую стерву, велеть ей заткнуться, — но я не смогу. Никогда. В конце концов, нужно же ей на ком-нибудь отыгрываться. С братьями и сестрами мама так себя не ведет — о-о-о, как она их любит! Мама готова им ноги целовать при каждом визите, а ведь дети нечасто балуют ее посещениями. Но братцы-сестрицы приехали и уехали. А я тут, под рукой. Островок стабильности в маминой жизни — всегда есть кого обругать.
— Мам, я понял. Я понял, что это не ты, просто я немного растерялся, понимаешь, все-таки непривычно такие штуки…
— Эд? — перебивает она, до отказа наполнив голос скукой.
— Что, мам?
— Отвали.
— Хорошо, ма. До свиданья. В общем, я скоро…
— Все, пока.
Она вешает трубку. Разговор окончен.
Ну надо же — чертов журнальный столик!
А ведь я чувствовал, чувствовал, когда шел домой от стоянки «Свободного такси» — что-то такое важное забыл сделать. Теперь мисс Фолкнер придет к маме в гости и вместо героической повести об Эде, Победившем Зло в Банке, услышит историю Эда-Придурка, Который Забыл про Мамин Журнальный Столик. Кстати, я не уверен, что этот предмет обстановки поместится в такси.
Так, пора заканчивать с этими мыслями. Они делу не помогут. Мне нужно сосредоточиться и подумать, почему карта вообще оказалась у меня. И откуда она взялась.
Я уверен: ее прислал кто-то из знакомых.
Кто-то, с кем я играю в карты. А с кем я играю? Правильно: с Марвом, Одри и Ричи.
Впрочем, Марва нужно исключить. Это точно не он. Воображения бы не хватило.
А кто? Ричи? Тоже вряд ли. На него не похоже, да и вообще…
Остается Одри.
«Конечно, это она», — говорю я себе.
Но как-то неуверенно говорю. Потому что нутром чую: нет. Это не мои друзья прислали туза.
И правда, что я в них уперся? Иногда мы играем в карты прямо на крыльце. Сотни людей проходят мимо и видят нас за этим занятием. К тому же время от времени мы принимаемся орать друг на друга, и тогда прохожие смеются и спрашивают, кто выиграл, кто проиграл, кто не согласен и ноет, — в общем, из-за чего сыр-бор?
Так что кто угодно мог прислать карту.
Ночью я не сплю.
Все думаю.
Наутро подымаюсь раньше обычного и обхожу пригород в компании Швейцара, со справочником наперевес — хочу посмотреть на дома по каждому адресу. Тот, что на Эдгар-стрит, оказывается на редкость убогим сооружением, приткнувшимся в самом конце улицы. Дом на Харрисон-стрит старенький, конечно, но вполне себе опрятный. Посреди газона клумба с розами, хотя трава вокруг вся усохла, причем давно. В поисках Македони-стрит справочник заводит меня в верхний район — тот, что на холмах. Богатый. Ну и дом соответствующий — двухэтажный, с забирающей в гору подъездной дорожкой.
По дороге на работу и на работе я продолжаю думать о карте.
А вечером осуществляю доставку маминого журнального столика и отправляюсь к Ричи играть в карты. Там-то я все и рассказываю.
— Она у тебя с собой? — спрашивает Одри.
Качаю головой — нет, мол.
Вчера перед сном я положил ее в верхний ящик комода. Он был пуст. Никаких посторонних предметов. Никаких запахов. Пустой ящик, и на дне — карта.
— Скажите мне правду. Это кто-то из вас? — не удержался я от вопроса.
— Ты меня, что ль, заподозрил? — искренне изумляется Марв. — Да ты что. Вы же знаете: у меня мозгов не хватит такое выдумать. — Он пожимает плечами. — К тому же у меня есть над чем голову поломать, Эд. Очень нужно о тебе думать, как же.
Понятно. Мистер Спорщик в своем репертуаре.
— Вот именно, — вступает в разговор Ричи, — Марв известный тупица, ему не додуматься.
Сделав это важное заявление, Ричи замолкает.
Мы все смотрим на него.
— Чего? — удивляется он.
— Так это ты, что ли? — вопрошает Одри.
— Ричи, я — ходячая лень. А он — тупица, — хмыкает Ричи и тычет большим пальцем в Марва. И, простирая к нам руки, говорит: — Посмотрите на меня — я же тунеядец на пособии. Вдобавок не вылезаю из букмекерской конторы. Я даже до сих пор с родителями живу!..
Тут я должен дать вам справочную информацию. На самом деле Ричи зовут совсем не Ричи. Его настоящее имя Дейв Санчес. А Ричи мы его прозвали из-за татуировки на правом плече: вроде как Джими Хендрикс, но этот Джими больше похож на Ричи, в смысле, на Ричарда Прайора. Все смеются и твердят, что нужно на левом плече сделать татуировку с Джином Уайлдером — имидж будет идеальным. А ведь и правда, отлично они на пару играли! Вы видели «Психов в тюряге» и «Ничего не вижу, ничего не слышу»? Вот именно. Офигительный дуэт, чего там…
Правда, есть один нюанс. Ричи лучше не говорить про Джина Уайлдера. Не советую. У парня начинается натуральный маниакальный психоз. А если Ричи еще и пьян — вообще труба.
Что я могу еще о нем рассказать? Кожа смуглая, усики никогда не сбривает. Волосы курчавые, цвета глины. Глаза черные, но добрые. Ричи никогда не учит никого жить — ну, и от окружающих ждет того же. Еще он ходит в одних и тех же линялых джинсах, хотя кто его знает, может, у него несколько пар одинаковых. Я как-то не подумал спросить.
Когда он подъезжает, слышно издалека — у Ричи мотоцикл. «Кавасаки» или что-то вроде этого, черно-красный. Летом Ричи ездит без куртки, — а что, он с детства гонял на мотике. Так что обычно на нем футболка или «пожилая», немодная рубашка, они с отцом их по очереди носят.
В общем, мы сидим и все на него смотрим.
