Я убит — навылет — поцелуем. А потом наши губы отрываются друг от друга. В образовавшуюся между мной и Одри пустоту осторожно прокрадывается тишина.
Во рту — вкус крови.
А потом я вижу кровь на губах у Одри — и удивление на ее лице.
О боже правый, у меня даже поцеловаться как следует не получилось! Я замазал ее кровью с разбитой губы!
Закрыть глаза.
Крепко-накрепко закрыть.
И тихо сказать:
— Одри, извини.
И отвернуться.
— Не знаю, что на меня нашло, я…
Слова иссякают. Очень предусмотрительно с их стороны. А мы с Одри стоим на кухне друг напротив друга.
У обоих на губах кровь.
Я принимаю ее решение, — она не хочет позволить себе любить меня. Но знает ли она, что никто и никогда не будет любить ее сильнее? Одри вытирает губы, я снова извиняюсь. А она вежливо улыбается, говорит, что ничего страшного. Просто не хочет портить сексом дружбу. Наверное, ей проще заниматься сексом, а не любовью. Не рискуя привязанностью. Что ж, если она не хочет, не желает любви — от кого бы то ни было, — я должен уважать ее выбор.
— Все в порядке, Эд, я не сержусь, — говорит Одри.
Она действительно не сердится.
Здорово все-таки, что мы с Одри всегда остаемся друзьями. Как-то оно так у нас хорошо получается — несмотря ни на что. Мы друзья — это факт. Однако мне кажется, это не навсегда. И надолго ли?
— Эд, улыбнись, — смеется она, собираясь уходить.
Разве можно ей отказать?
Я улыбаюсь.
— Удачи с пиками, — говорит Одри.
— Спасибо.
Дверь закрывается.
Время к двенадцати, пора идти в библиотеку. Я надеваю ботинки и выхожу из дому. И по-прежнему чувствую себя круглым дураком.
Теперь о книгах. Да, я много читал, но не брал книги в библиотеке, а покупал их — в основном у букинистов. В библиотеке я был последний раз довольно давно. Там еще стояли такие длинные ящики в каталоге. Даже во время учебы в школе, когда везде уже установили компьютеры, в библиотечном каталоге были ящики с карточками. Мне, кстати, нравилось выдвигать их, брать в руки карточки, читать под именем автора, какие книги он написал.
В общем, в библиотеке я ожидал увидеть пожилую тетеньку за стойкой, а вместо нее обнаружил молодого парня своего возраста — с длинными кудрявыми волосами. Нагловат, правда, но ничего.
— А где у вас карточки? — спрашиваю я.
— Какие именно? Кредитные? Дебетовые? Библиографические? — Парню явно нравится подначивать меня. — Что конкретно имеется в виду?
Понятно, что он пытается выставить меня неотесанным дураком — хотя, по большому счету, я совсем не нуждаюсь в его помощи.
— Ну как же, — объясняю, — карточки с именами авторов, названиями и всем прочим.
— Ах вот оно что! — начинает от души смеяться парень. — Давненько ты не был в библиотеке, дружище!
— Да уж, — соглашаюсь я.
Ну что ж, один — ноль в пользу молодого человека за стойкой: теперь я действительно чувствую себя неотесанным дураком. Типа, могу ходить с плакатом на шее: «Я, Эд Кеннеди, полный дебил». Нужно что-то с этим делать. И я сообщаю:
— Зато я читал Джойса, Диккенса и Конрада.
— Это кто еще такие?
Ага! Один — один! Я раздуваюсь от гордости:
— Как? Ты не читал? Как у тебя получилось? Еще в библиотеке работаешь…
С кривой улыбочкой парень кивает: уел, мол — и говорит:
— Туше!
Туше!
Экие мы изысканные, ни слова в простоте.
Тем не менее библиотекарь резко потеплел ко мне, и от него наконец появился хоть какой-то толк.
— Нет больше карточек — все в компьютере, — говорит он. — Вот, смотри.
Мы идем к компьютерам, и он показывает:
— Давай, назови фамилию автора.
На меня нападает странное замешательство. Хоть убей, не хочу я ему называть фамилии с пикового туза! Они мои! Мои! Пусть Шекспира забьет в компьютер.
Он набирает Шекспира в поисковой строке, и все названия пьес выпадают списком. Он кликает в квадратике напротив «Макбета» и говорит:
— Вот так это работает. Понятно?
Я разглядываю экран и киваю:
— Ага, спасибо.
— Если что, позовешь.
— Ага.
Он уходит, а я остаюсь наедине с клавиатурой, моими авторами и экраном монитора.
Для начала забиваю в строку поиска Грэма Грина. Надо придерживаться того же порядка, в каком имена написаны на карте. Похлопав по карманам, пытаюсь обнаружить хоть какой-то клочок бумаги, но тщетно. Мятая салфетка — все, что у меня есть. Зато на столе имеется ручка на веревочке, и то хорошо. Итак, я набираю имя и нажимаю «Enter», и названия всех книг Грэма Грина выпадают списком на экран.
Некоторые мне очень даже нравятся.
Судите сами:
«Человеческий фактор».
«Брайтонский леденец».
«Суть дела».
«Сила и слава».
«Наш человек в Гаване».
[16]
Я их записываю, одно за другим, на салфетку. А к первому выписываю и библиотечный код.
Потом набираю «Моррис Уэст». Ух ты, тут тоже есть занятные:
«Виселица на песке».
«Башмаки рыбака».
«Дети солнца».
«Инспектор манежа».
«Божьи клоуны».
Ну что ж, теперь дело за Сильвией.
Надо сказать, что к ней я отношусь по-особому. В конце концов, именно ее вещь я читал. И именно о ней мне приснился сон. Если бы не она, разве сидел бы я здесь? Нет. Я бы до сих пор не знал, что мне делать и куда идти. И мне хочется, чтобы названия ее вещей были самыми лучшими. Наверное, я предвзят, но по мне так и есть:
«Зимний сейнер».
«Колосс».
«Ариэль».
«Шествуя по водам».
«Под стеклянным колпаком».
С исписанной салфеткой я иду к полкам — и беру все эти книги, по порядку. Любуюсь на них. Такие старинные, в твердой обложке — красной, синей или черной. Все-все книги я снимаю с полок и несу на стол. И сажусь над ними.
И вдруг понимаю.
Мне что же, всю эту чертову кучу бумаги нужно осилить за пару недель? Ладно, у Сильвии коротенькие стихотворения, но остальные-то двое понаписали здоровенных книжищ! Надеюсь, хороших, — а то я над ними как пить дать умру.
