Через несколько мгновений она кружится в руках графа
[35]
, зардевшаяся, онемевшая, избегая его взглядов, пока наконец он не начинает говорить про Землю обетованную.
– Я отправляюсь туда завтра и не знаю, что меня ждет: муки от качки, болезнь, плен или смерть. Но мне было все равно – до нынешнего дня.
– Да направит вас и убережет Господь. Я буду вспоминать вас в моих молитвах.
Она поворачивается, чтобы взглянуть на родителей, и видит, что они смотрят на нее. Она понимает, что значат их улыбки. Ромео тоже смотрит на нее и что-то шепчет папе. Некоторые слова можно угадать по губам: «Не король. Но очень богат».
Танец заканчивается, и граф как можно медленнее ведет Санчу обратно к столу.
– Вы не должны выходить за графа Тулузского, – говорит он. – Подождите меня. Я вернусь за вами.
Он берет ее под руку и наконец доводит до стола. Его улыбка реет, как парус.
– Ваша дочь покорила мое сердце, – говорит он папе. – Будь моя воля, забрал бы ее с собой.
Мама, порозовев, будто это она предмет его вожделения, бормочет, что, как графу известно, Санча обручена с Раймундом Тулузским.
Ричард Корнуоллский смеется:
– Этот евнух, что скрывает свою неспособность произвести сына под юбкой жены?
Папа, сам имеющий только дочерей, хмурится. Граф похлопывает его по спине:
– Предоставьте Тулуза мне, мой господин. Если он хочет жену для производства потомства, папа Григорий подыщет ему другую. А для меня ваша дочь станет самым драгоценным достоянием, на зависть всем женщинам от Ирландии до Утремера.
В детской Санча ходит по кругу, обдумывая, что же произошло. Она молила Бога об избавлении от брака, а теперь ее руки добивается новый претендент.
– Хоть кто-то меня слушает? – шепчет она.
А затем бросается в часовню, где падает на колени и просит прощения за минуты сомнения, пока голос не садится так, что никто бы ее не услышал.
Маргарита
Челюсти смерти
Париж, 1240 год
Возраст – 19 лет
Говорят, что родить ребенка – это пройти через челюсти смерти. Как будто смерть, вроде Иониного кита, поджидает, чтобы проглотить женщину в момент, когда она дает новую жизнь. Но смерть – не пассивная тварь. В день, когда Маргарита рожает долгожданного ребенка, смерть предстает чудовищем, терзающим ее своими когтями. Смерть хватает ее, как лев зубами, и трясет, раздирая мысли. Чьи-то руки вынимают дитя из ее тела, но позже она вспоминает только свои крики, от которых, говорят, шарахались лошади по всему городу.
– Позовите королеву-мать, – говорит Жизель, но Маргарита, стеная, просит Людовика – ее единственного друга в этом холодном месте. Его рука успокаивает ее горячий лоб, его молитвами она приходит в себя.
Потом она слышит речь чудовища, и говорит оно женским голосом:
– Людовик! Ты снова здесь? Константинопольский император привез часть креста нашего Господа. Ты должен сейчас же идти. Он ждет. Все равно здесь ты ничем не поможешь.
Маргарита чувствует, как его пальцы соскальзывают с ее лба, как собирается ускользнуть и ее жизнь.
– Нет! – кричит она и, открыв глаза, видит Бланку, оттаскивающую Людовика от ее ложа.
Маргаритин крик – на самом деле слабый хрип, хотя ей мнится, будто она рычит тигрицей, – остается незамеченным, однако Людовик неуверенно оборачивается к ней. Маргарита призывает все свои силы и стонет:
– Королева-мать, зачем вы здесь? – Глаза Бланки, окаймленные красным на фоне белил, глядят на Маргариту, как на призрака. – Мало вы мне уже навредили?
– Она бредит, – говорит Бланка. – Ее жизнь уже в руках Божьих. Пошли, дорогой. Тебя ждут дела твоего королевства.
Людовик целует Маргарите запястье и складывает ей руки на груди, словно она уже покинула этот мир.
– Злобная ведьма! Убийца! Обманщица! – А Бланка, обеими руками схватив Людовика за локоть, тянет его к двери. – Где твоя христианская любовь? Ты не подпускала ко мне мужа четыре года и теперь забираешь его в час испытаний. Почему? Ты ревнуешь? Хочешь оставить его для себя?
Зала гудит от шепота. Боже, сколько человек собралось посмотреть на ее смерть? Нет, не так – они пришли посмотреть на рождение. Ее малыш…
– Она бредит, – повторяет Бланка.
– И все-таки она говорит правду, – шепчет Жизель и просовывает свою ладонь в руки Маргариты.
– Ты обвиняла меня в бесплодии, когда бесплодна сама, – продолжает та. – Людовик! Пожалуйста, не уходи, а то я умру.
Бланка смотрит прямо перед собой, но Людовик обер-нулся. На мгновение Маргарите чудится, что он сейчас бросится к ней и схватит за руки, наконец отвергнув свою мать. Но ему не под силу сделать выбор между ними – по крайней мере, в первый момент. Его глаза смотрят на Бланку с мольбой, прося прощения. Он поворачивается на каблуках и идет к выходу из залы. И только потом медленно, нерешительно возвращается к ложу жены.
– Как там наш ребенок, мой господин? – спрашивает она, когда он снова садится рядом с ней. – С ним все в порядке?
Он тяжело вздыхает. Уголки его рта обвисают.
– Что? Что-то не так? – У Маргариты прорезается голос. – О боже, только не это!
– Все хорошо, моя госпожа. – Голос Жизели успокаивает ее так же, как полные слез глаза Людовика. – Ваше дитя как ни в чем не бывало сосет грудь няни, ребенок вполне здоров.
– Тогда слава Богу! – Маргарита сжимает руку мужа.
– Вы видели его, мой господин? Он прекрасный принц?
– Ты родила мне девочку, – отвечает король, его сжатые губы силятся улыбнуться.
– Девочку! – Сладкая боль проходит по ее костям. Она поднимает глаза на Жизель. – Я хочу ее видеть.
– Я пойду и принесу ее, моя госпожа.
– Вы разочарованы, – говорит королева супругу.
По его щеке скатывается слеза. Маргарита снова сжимает ему руку, думая, как утешить, но слова не приходят на ум. Мальчик принадлежал бы ему, а девочка будет полностью ее. Наконец-то ей будет кого любить при этом враждебном дворе!
Детский плач звонко разносится по замку прекраснейшей песней, какую только Маргарита слышала. Теплая волна приливает к ее груди, и она видит в руках Жизели прекрасную крохотульку с головкой, сплошь покрытой темным пушком.
– Чудная малышка, – тихо говорит королева, нежно прижимая дочку к себе.
Та жадными ручками хватает материнскую грудь и, как птичка, раскрывает рот.
– Госпожа, для этого у нас есть кормилица, – говорит Жизель, когда Маргарита пытается дать ребенку сосок.