– Позор! Позор! – недружно и без особого энтузиазма проскандировали молодые люди с транспарантами.
Охранник скрылся за дверью. «Ладно, подберу что-нибудь в архиве», – решил оператор. Кадров с тянущейся к объективу ладонью в архиве было много. Он дважды дернул плечом, чтобы получить нужные «дрожащие» кадры, которые следовало пустить перед ладонью, и снова нацелил объектив на блондинку в розовом.
– Совсем недавно все мы были потрясены шокирующими кадрами, на которых врач в реанимации избивал пациента, причем избивал так, что тот умер. – На секунду озабоченное выражение хорошенького личика сменилось печальным. – И вот на наших глазах разворачивается новое дело врачей! К счастью, никто не умер.
– Лучше бы я умерла! – громко выкрикнула одна из пострадавших женщин.
По странному стечению обстоятельств, которое можно было объяснить обостренной профессиональной интуицией или же предварительной режиссурой, за секунду до выкрика оператор перевел камеру с блондинки в розовом на пострадавшую, а затем продолжил снимать блондинку.
– Фашисты! – крикнула следом энергичная пожилая дама, но ее крик оказался никому не нужен и не был запечатлен для истории.
– Люди пришли в клинику «Ля бель Элен», чтобы улучшить свою внешность, а вместо этого оказались изуродованными. Они пытались связаться с руководством клиники для того, чтобы высказать свои претензии и получить компенсацию, но безрезультатно – главный врач клиники Геннадий Валерианович Качан и его заместитель Александр Михайлович Бергман уклоняются от общения. Поэтому сегодня отчаявшиеся люди пришли сюда вместе с родственниками и адвокатами. Послушаем, что нам скажет адвокат.
Один из парней в черной куртке выступил вперед, навис над протянутым в его сторону микрофоном и забубнил:
– Случай беспрецедентный, такого в своей практике я не помню. Моя клиентка пострадала от непрофессиональных действий сотрудников клиники «Ля бель Элен» и требует компенсации за моральный и материальный ущерб. Материальный ущерб порядка трехсот тысяч рублей, именно столько стоят повторные операции, которые предстоят моей клиентке, а сумму морального ущерба я предпочел бы пока не оглашать.
– Вы уже подали заявление в суд? – спросила блондинка в розовом.
– Мы сделаем это завтра же, если сегодня нам не удастся достигнуть договоренности с руководством клиники. – Адвокат нервно сглотнул и уточнил: – Если руководство клиники не удовлетворит требования пострадавших, я хочу подчеркнуть – справедливые требования. Вот, я могу показать фотографии.
Адвокат потянул молнию на папке, но корреспондентка уже убрала от него микрофон и заговорила сама:
– Мы воздержимся от демонстрации шокирующих фотоснимков. – Округлившиеся глаза недвусмысленно свидетельствовали о том, насколько шокирующими были эти снимки. – О, я вижу, что к нам вышел кто-то из сотрудников.
В воскресенье Геннадий Валерианович имел долгий, неприятный (и как выяснилось немного позже – бесполезный) разговор с женой. Выслушал длинный перечень претензий, скрепя сердце признал их справедливыми (все равно ведь ничего не объяснишь), высказал в ответ свои, которых было значительно меньше. Затем выпили немного за примирение, обнялись, поцеловались и стали вспоминать свое общее прошлое, казавшееся издалека радужным и безоблачным. По случаю столь знаменательного события жена надела новый кружевной пеньюарчик и одарила Геннадия Валериановича, желавшего поскорее заснуть, бурными ласками. Алкоголь, даже в микроскопических дозах, всегда действовал на нее возбуждающе, а на Геннадия Валериановича – усыпляюще, такой вот семейный диссонанс.
Утром в понедельник жена встала раньше и сварила полезную овсянку, которую Геннадию Валериановичу пришлось съесть вместо привычных (и любимых) бутербродов с сервелатом. На прощание она влажно поцеловала Геннадия Валериановича в щеку и проворковала:
– Жду тебя к ужину!
В ворковании Геннадию Валериановичу послышался приказ. «Морковные котлетки или свекольный салат», – обреченно подумал он, зная, что ни яичницы с беконом, ни жареной картошки с настоящей мясной котлеткой от любимой супруги не дождется. Та, как встала лет двадцать назад на путь здорового питания, так и шла по нему, гремя костями.
Геннадий Валерианович дисциплинированно приехал к ужину (сколько можно в клинике ночевать, как какой-нибудь интерн!), вкусил жареных кабачков и даже восхитился их вкусом, а потом, когда жена ушла смотреть телевизор, осторожно, стараясь не звенеть, налил себе рюмочку коньяку и медленно, продлевая наслаждение, выцедил ее и налил вторую, которую тоже пил не торопясь. Лучше бы выпил вторую залпом, потому что во время рекламной паузы жена пришла на кухню, чтобы выпить воды, и застигла Геннадия Валериановича flagrante delicto
[17]
– с пустой рюмкой в руках.
– Валериановы капли! – сказала жена, прекрасно зная, как бесят Геннадия Валериановича любые колкости по поводу его отчества. – Ты же обещал мне не пить каждый день!
– Всего одна рюмочка, – успокаивающе и немного заискивающе сказал Геннадий Валерианович.
На самом деле рюмочка была пятой. Три по сложившейся уже привычке Геннадий Валерианович «опрокинул» на работе, совершенно забыв о том, что вечером придется садиться за руль и ехать домой. Но, ничего, обошлось, доехал до дому благополучно.
– Алкаш! – взъярилась жена. – Скотина! Всю жизнь мне испортил!
– Это еще вопрос, кто кому жизнь испортил! – рявкнул Геннадий Валерианович, уже подогретый «валериановыми каплями». – Была бы у меня нормальная жена, так я, может, совсем бы не пил!
– Может! – передразнила жена, некрасиво кривя и без того не слишком симпатичное лицо. – Это я-то ненормальная?! А сам.
Скандал угас только во втором часу ночи после прихода соседей, которых беспокоил все никак не желавший прекращаться шум. Воспользовавшись тем, что «раскочегаренная» жена переключилась на соседей, Геннадий Валерианович быстро разложил диван в гостиной, закрыл дверь, выключил свет и притворился спящим.
До утра он так и не заснул – лежал, думал, перебирал в уме женщин, с которыми у него не сложилось, жалел о том, что у него сложилось именно с женой. Горечь обиды разъедала душу и побуждала принять еще немного успокоительного. Но Геннадий Валерианович знал, что стоит только ему отправиться на кухню, где хранились домашние запасы спиртного, как тотчас же следом явится жена (сон у нее был чутким-пречутким) и устроит «продолжение банкета». Спокойно выпить все равно не получится, незачем и ходить.
В клинику Геннадий Валерианович приехал в том гнусном настроении, когда хочется рвать окружающих голыми руками на крупные куски и метать эти куски в окна и двери. К полудню он немного успокоился (выпитый коньяк возымел свое действие), но тут пришел охранник и сообщил, что на улице, прямо у дверей клиники, имеет место быть «какой-то балаган». Геннадий Валерианович попытался расспросить охранника, но тот только разводил руками. Обругав непонятливого охранника, Геннадий Валерианович вышел в вестибюль и недолго понаблюдал за происходящим в окно, пытаясь понять, что же там происходит. Когда же понял, то решительно вышел на улицу с намерением положить этому безобразию конец.
