– Давай оставим что-нибудь на вечер! – попросила-приказала она, кокетливо прикрывая ладонями свои точеные груди.
– Да на вечер у нас. – начал было Александр, но тут же осекся под ироничным взглядом любимой и выразил недосказанное в глубоком вздохе.
– Недавно я, мать-ехидна, проспорила Даньке пятнадцать эклеров, – вдруг вспомнила Августа. – И, что хуже всего, у меня не хватило ума для того, чтобы зажилить выигрыш.
– Это было бы неправильно! – возразил Александр, слегка удивляясь такому повороту разговора. – Проспорила – так плати.
– Он съел двенадцать, – усмехнулась Августа, – и больше на эклеры смотреть не может. Мужчин нельзя перекармливать.
Она нагнулась, чаруя и дразня Александра пластикой своего гибкого тела, подхватила с пола трусики и вышла.
– Великолепно! – простонал Александр, оценивая этим словом и неожиданный приезд любимой, и испытанное наслаждение, и предстоящее наслаждение, и даже то, как поддела его Августа своим: «Мужчин нельзя перекармливать».
Вставать Александру не хотелось. Пока лежишь, есть еще надежда, остается еще шанс, пусть и весьма условный, коварно заманить любимую в постель, попытаться объяснить ей, что он, образно говоря, находится на стадии второго по счету эклера и ни о каком переедании и речи быть не может. И вообще хотелось блаженно бездействовать, но это желание входило вразрез с долгом гостеприимства и правилами приличия.
К моменту появления на кухне завернувшейся в полотенце Августы стол был накрыт полностью. Заветревшуюся в ожидании своего часа нарезку Александр убрал в особый контейнер, стоявший в холодильнике, куда он складывал остатки продуктов, предназначенные для варки солянки. Солянка варится из того, что осталось невостребованным, из того, что есть под рукой, в этом-то и кроется ее прелестная неповторимость. Всякий раз под рукой оказывается разный набор продуктов, оттого и солянка всякий раз получается неповторимой. Новую нарезку Александр разложил фигурно на двух блюдах – мясное отдельно, сыры отдельно – и украсил зеленью, оливками и помидорчиками. Кроме того, он заварил зеленого чаю покрепче и насыпал в вазочку крекеров. Не бог весть какой роскошный стол, но для того, чтобы заморить червячка, вполне годится. Потом они «выйдут в свет» и где-нибудь пообедают как следует. Или поужинают, скорее всего – поужинают.
– Ты – из тех мужчин, на которых можно положиться! – удовлетворенно констатировала Августа, садясь за стол и закидывая ногу на ногу.
Полотенце при этом пленительно-маняще распахнулось, обнажив матово-белое бедро, но Августа и бровью не повела.
– Что натолкнуло тебя на такой вывод? – поинтересовался Александр, ставя на стол салфетницу, про которую впопыхах забыл.
– Я свалилась на твою голову, как октябрьский снег, и увидела, что в ванной, кроме геля для душа, есть два вида шампуня, а в холодильнике – куча еды.
– Когда ты успела заглянуть в холодильник? – удивился Александр.
– Я и не заглядывала. – Августа обвела рукой стол. – Догадалась по этому вот великолепию.
– У меня еще и разные напитки есть, – похвастался Александр и уточнил: – Кроме чая.
– Красного вина я бы выпила, – сказала Августа.
Телефон, долго лежавший молча на подоконнике, издал переливчатую трель звонка от неизвестного абонента. «Кого это нелегкая принесла!» – заранее раздражился Александр и тут же устыдился своего раздражения. Не хочешь, чтобы тебя беспокоили – отключи звонок или совсем выключи телефон. Зачем раздражаться?
– Александр Михайлович? Это вы?
Голос был вкрадчивым и тихим, приглушенным, словно говоривший боялся быть услышанным кем-то еще.
– Да, – ответил Александр.
– Здравствуйте, Александр Михайлович. Это Виталий Максимович.
– Здравствуйте, Виталий Максимович! – обрадовался Александр, решив, что отец Евы звонит с хорошей вестью. – Ева нашлась?! Она вам звонила?!
– Никто нам не звонил, – так же тихо отчеканил собеседник. – Но я подумал и решил, что нам надо встретиться и поговорить.
– Зачем? – вырвалось у Александра. – Если Ева не давала о себе знать, то нам и встречаться нет смысла.
«Особенно с учетом того приема, который вы мне оказали», – хотел добавить он, но не стал.
– Затем, что мне есть что вам сказать! – неожиданно по-базарному взвизгнул Виталий Максимович. – Вы что, думаете, что я каменный?! Вы что, думаете, что если у меня не то сын, не то дочь, то и отцовских чувств никаких нет?! Я могу приехать туда, куда вы скажете, сегодня или завтра. На дежурство мне в понедельник выходить.
Августа смотрела в окно, но в позе ее чувствовалась некоторая настороженность. Имя Евы, дважды произнесенное Александром, и сам разговор определенно ее заинтриговали.
– Хорошо, – согласился Александр. – Давайте тогда завтра, скажем, в.
– У меня обратный билет на половину пятого, – не поворачивая головы, проинформировала Августа.
– В семнадцать часов на станции «Площадь Ильича» в центре зала вас устроит? – предложил Александр.
Ехать в Балашиху совершенно не хотелось, да и Виталий Максимович, судя по всему, был расположен общаться без своей супруги.
– Устроит, – ответил Виталий Максимович. – Только вы не опаздывайте, я не люблю, когда опаздывают.
– Я тоже не люблю, – сказал Александр. – До встречи?
– До встречи, – повторил Виталий Максимович, давая понять, что больше ничего по телефону не скажет, и отсоединился.
– Северянин писал: «Есть что-то хитрое в усмешке седой улыбки октября, в его сухой, ехидной спешке, когда он бродит, тьму храбря…»
[8]
– сказала Августа, продолжая смотреть в окно. – Что-то совсем не в тему.
– Тогда октябрь был другой, – ответил Александр, доставая из шкафчика бутылку вина. – Ты не имеешь ничего против чилийского каберне?
– Ну, это смотря какой год и какой регион. – сварливым тоном искушенного знатока протянула Августа, переводя взгляд на бутылку.
Александру показалось, что она намеренно избегает встречаться с ним взглядом.
– Я хочу рассказать тебе одну историю, – сказал он, ставя бутылку на стол.
– Интересную? – оживилась Августа, цепляя вилкой оливку.
– На мой взгляд – да.
– Рассказывай! – разрешила Августа, но в глаза по-прежнему не смотрела.
Александр достал бокалы, затем не спеша открыл бутылку, налил каждому вина и сел напротив Августы.
– За встречу! – провозгласил он, поднимая бокал, и уже менее торжественным тоном попросил: – Приезжай почаще.
– Я посмотрю на твое поведение! – полушутя-полусерьезно ответила Августа.
Намек был более чем прозрачен.