Одна только мысль об этом крупном, уверенном в себе человеке в белом халате навевала на меня покой.
Бруно — врач, вот уже семь лет как влюбленный в свою жену Габриэль, и восторженный отец трехлетней дочери. На работе он вправляет сломанные носы и корректирует слишком большие, а также разглаживает испещренные морщинами лбы парижских дам инъекциями ботокса. В остальное время он страстный садовод, ипохондрик и специалист по теории заговоров. Он живет с семьей в доме с приусадебным участком, имеет хорошую практику на площади Сен-Сюльпис и так же мало интересуется современной живописью, как и литературой.
И еще он мой лучший друг.
— Спасибо, что откликнулся, — сказал я, открывая дверь спустя час.
— Рад тебя видеть. — Бруно похлопал меня по плечу и смерил профессиональным взглядом. — Мало спишь и, похоже, навеселе. — Таков был его диагноз.
Пока я надевал плащ, Бруно листал лежавший на журнальном столике каталог выставки Ротко.
— И что ты в этом находишь? — недоумевал он, качая головой. — Два красных прямоугольника — такое и я могу нарисовать.
— Бога ради, — усмехнулся я, подталкивая его по направлению к выходу, — занимайся лучше своими носами. В любом случае о картине имеет смысл судить, когда стоишь перед ней и чувствуешь, что с тобой что-то происходит. Сезанн, ко мне!
Я вышел на улицу, захлопнул дверь галереи и опустил железную решетку.
— Чушь! Что может со мной сделать красный прямоугольник? — презрительно фыркнул Бруно. — Я еще понимаю — импрессионисты, но вся эта современная пачкотня!.. Интересно, как ты вообще определяешь, что здесь искусство, а что нет?
Слово «искусство» он произнес с такой интонацией, будто заключил его в кавычки.
— По цене, — сухо ответил я. — Так, во всяком случае, говорит Джереми Деллер.
[16]
— Кто этот Джереми Деллер? — спросил он.
— Ах, Бруно, забудь, пойдем лучше в «Ла Палетт». В жизни есть вещи поважней искусства.
Я прицепил поводок к ошейнику Сезанна. Пес посмотрел на меня с благодарностью, как будто решил, что последняя фраза относится к нему.
— Совершенно с тобой согласен.
Бруно снова похлопал меня по плечу, и мы направились сквозь сонный майский вечер в небольшое бистро в самом конце улицы Сены. Стены там завешаны картинами, завсегдатаи, какая бы погода ни стояла на улице, курят, собравшись за круглым столом, а дородный хозяин заигрывает с каждой более-менее симпатичной девчонкой, уверяя, что знал ее в прошлой жизни.
Я глубоко вздохнул. Хороший друг — это прекрасно, что бы там ни готовила нам судьба.
Однако час спустя я уже не думал ничего подобного. Мы расположились за столом из темного дерева, на котором стояла бутылка красного вина, и так разгоряченно спорили, что другие посетители с удивлением оглядывались на нас.
Собственно, мне всего лишь нужен был совет. Я рассказал другу о вчерашнем вечере и неудачной ночи с Шарлоттой, о звонке Солей и, конечно, о таинственном любовном письме, которое весь сегодняшний день не шло у меня из головы.
— Не имею ни малейшего представления, кто бы мог написать такое, — сказал я. — Должен ли я ей ответить, как ты думаешь?
Разумеется, я хотел услышать от него «да».
Вместо этого Бруно наморщил лоб и погрузился в рассуждения из области теории заговоров. Ему показалось в высшей степени подозрительным, что отправительница не хотела назвать себя. На анонимные письма не следует отвечать из принципиальных соображений, полагал он. Таким образом, его благословения на продолжение отношений с незнакомкой я не получил.
— Кто знает, какая психопатка может за этим стоять, — рассуждал он, наклонившись ко мне через стол. — Ты ведь помнишь тот фильм с Одри Тоту, где она играет сумасшедшую, положившую глаз на симпатичного женатого мужчину, у которого к тому же жена беременна. В конце концов бедняга оказался в инвалидном кресле, потому что эта ненормальная уронила ему на голову вазу, после того как он ее отверг.
Я в ужасе затряс головой. О таком повороте дела я еще не думал.
— Нет, я смотрел только «Амели», но там все заканчивается более-менее благополучно.
Бруно с довольным видом откинулся на спинку кресла.
— Друг мой, я знаю женщин и предупреждаю тебя: берегись!
— Я тоже немного знаю женщин, — возразил я.
— Но не таких. — Он перешел на шепот. — Я изо дня в день имею с ними дело в клинике, и уж поверь мне, у каждой свои причуды. Одна из них воображает себя Королевой ночи, другая — Принчипессой. Все они как огня боятся старости и считают себя слишком полными. А помнишь ту взбалмошную особу, которой я оперировал нос? Ту, что потом долго преследовала меня своими звонками, воображая, будто я в нее влюбился? — Бруно тревожно посмотрел мне в глаза. — Знаешь ли ты, как ведут себя женщины, одержимые какой-нибудь идеей? Только ответь — и она от тебя не отстанет.
— Ты, как всегда, преувеличиваешь. Очевидно, эта женщина просто влюблена в меня. Что же в этом сумасшедшего? Кроме того, она ни к чему меня не принуждает, а всего лишь делает заманчивое предложение.
Тут я решительно глотнул вина и заказал салат «шевр». За время дискуссии я порядком проголодался.
— Заманчивое предложение… — повторил Бруно и хмыкнул. — Что ж, все может быть.
Я мысленно застонал.
И пока я ел салат, друг выложил еще одну теорию, которую мне пришлось проглотить вместе с горячим козьим сыром.
За всем этим может стоять какое-нибудь сомнительное брачное агентство или полулегальная компания, которая таким образом выходит на электронные адреса своих жертв, чтобы после пичкать их порнографией или рекламой от распространителей «Виагры».
— Ответишь этой особе, а потом тебя засыплют предложениями службы знакомств из Белоруссии. Ну а в худшем случае… — тут он сделал зловещую паузу, — какой-нибудь шутник занесет в твой компьютер вирус или попытается добраться до твоего банковского счета.
— Достаточно, — сердито оборвал его я, бросив на стол вилку и нож. — Иногда ты сам ведешь себя как ненормальный. Вместо того чтобы помочь разобраться в том, кто эта Принчипесса, ты несешь весь этот вздор. — Я немного помолчал. — Интернет-мафия, смешно! По-твоему, они разослали по домам тысячи рукописных писем? Подожди-ка… — Я полез в карман своего пиджака, который висел на спинке стула, и достал оттуда конверт. — Вот, полюбуйся! Здесь написано «Дюку». — Я смотрел на него торжествующе. — Так называют меня в нашем узком кругу. Наверняка она знает меня лично. А я не вожу знакомств с психопатами, за исключением, разве, своего лучшего друга.
Бруно ухмыльнулся. Потом протянул руку к голубому конверту, который лежал между нами, словно кусочек неба.
