Его палец тем временем переместился левее:
— Джеффри Кейс. Не оправдал вложенного в обучение.
— Он ведь умер?
— Покончил с собой.
Вот так новость.
— Ты уверен?
— Конечно, уверен, — сказал Джин. — Слушай, а что ты так интересуешься?
Я пропустил его вопрос мимо ушей.
— Почему он это сделал?
— Возможно, забыл принять свой литий,
[36]
— сказал Джин. — Он страдал биполярным расстройством. В моменты просветления был душой компании.
Он посмотрел на меня. Я ожидал, что Джин начнет расспрашивать о том, почему я интересуюсь Джеффри Кейсом и встречей выпускников, поэтому лихорадочно сочинял правдоподобное объяснение. Меня спасла пустая перечница. Джин крутанул мельницу, после чего отошел за новой. Я же схватил салфетку, взял пробу с его бокала и улизнул из столовой, прежде чем он вернулся.
29
В субботу утром я ехал на велосипеде в университет, обуреваемый непонятными — а потому и тревожными — чувствами. Между тем моя жизнь возвращалась в привычное русло. Сегодняшние тесты должны были поставить точку в проекте «Отец». В худшем случае Рози могла найти еще какого-нибудь претендента, упущенного из виду, — скажем, преподавателя или официанта; а может, кто-то ушел с вечеринки до фотосъемки, — но один дополнительный тест особой роли не играл. И, стало быть, все шло к тому, что у меня не останется поводов для общения с Рози.
Мы встретились в лаборатории. Предстоял анализ трех образцов: пробы с вилки Исаака Эслера, образца мочи на обрывке туалетной бумаги с пола Фрейберга и салфетки с бокала Джина. Я до сих пор так и не рассказал Рози о носовом платке Маргарет Кейс, но мне не терпелось получить результат по образцу Джина. Вероятность того, что Джин — отец Рози, была очень высока. Я старался не думать об этом, но факты косвенно подтверждали мои догадки: тут и реакция Джина на фотографию, и мгновенное опознание матери Рози, и вся история его страноведческих сексуальных похождений.
— Что это за салфетка? — спросила Рози.
Я ожидал этого вопроса:
— Повторный тест. Один из предыдущих образцов был испорчен.
Моя резко возросшая квалификация обманщика все равно оказалась недостаточной для того, чтобы обдурить Рози.
— Ля-ля не надо, — сказала она. — Кто это? Это Кейс, да? Ты получил образец Джеффри Кейса?
Не было ничего проще, чем сказать «да». Но в случае положительного результата ситуация могла запутаться еще больше — и превратиться в клубок лжи.
— Я тебе скажу, если это то, что мы ищем.
— Нет, сейчас, — настаивала Рози. — Это ведь он?
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все.
— У тебя нет никаких доказательств. Допустим, история Исаака Эслера указывает на него как на идеального кандидата. Он был вынужден жениться на другой женщине сразу после выпускного. Он признает, что был пьян. Уклонился от встречи выпускников. А на фотографии Эслер стоит рядом с твоей матерью.
Мы, кстати, никогда это не обсуждали. А ведь все было так очевидно. Однажды на какой-то научной конференции Джин сказал мне: «Если хочешь узнать, кто с кем спит, просто обрати внимание на рассадку за завтраком». С кем бы ни была в ту ночь мать Рози, этот мужчина наверняка должен был стоять рядом с ней. Если только его не попросили щелкнуть фотоаппаратом.
— Моя интуиция против твоей логики. Пари?
Было бы нечестно принять этот вызов. У меня было преимущество — я знал тайну, которую Эслер мне поведал в подвале. Но, рассудив трезво, я признал шансы Исаака Эслера, Джина и Джеффри Кейса равными. Я подумал над словами Эслера о «замешанных в этом деле людях» и пришел к выводу, что тут кроется двусмысленность. Исаак мог и защищать своего друга, и — с тем же успехом — прятаться за его спину. Хотя если Эслер не был отцом, ничто не мешало ему сдать свой образец для анализа. Возможно, его план состоял в том, чтобы запутать меня, — и это ему удалось, но лишь на время.
Загадочное поведение Исаака Эслера заставило меня пересмотреть одно из давних решений. Если получится так, что все кандидаты, включая Эслера, будут отсеяны, я проведу анализ образца, полученного у Маргарет Кейс.
— В любом случае, это точно не Фрейберг, — сказала Рози, вмешиваясь в ход моих мыслей.
— Почему нет? — Фрейберг был, конечно, наименее вероятный претендент, но исключать его я бы не стал.
— У него зеленые глаза. Я должна была сразу подумать об этом.
Она правильно интерпретировала выражение моего лица: изумление.
— Да ладно, кто тут генетик? У него зеленые глаза, так что он не может быть моим отцом. Я проверяла по Интернету.
Поразительно. Чтобы найти отца, она привлекает профессора генетики, инопланетянина с экстраординарными способностями, отправляется с ним за океан и проводит там с ним целую неделю. Но когда у нее возникает вопрос по генетике, Рози не находит ничего лучшего, как обратиться к Интернету!
— В Сети представлен упрощенный взгляд на проблему.
— Дон, у моей матери были голубые глаза. У меня они карие. Мой настоящий отец должен быть кареглазым, да?
— Нет, — сказал я. — Вероятность высокая, но не стопроцентная. Генетика цвета глаз — очень сложная вещь. Зеленый цвет вполне возможен. Как и голубой.
— Но студентка медицинского факультета — точнее, доктор — могла это знать?
Рози, очевидно, имела в виду свою мать. Я подумал, что сейчас не время рассказывать Рози об упущениях в медицинском образовании.
Вместо этого я ответил:
— Маловероятно. Генетику ей и другим медикам преподавал Джин. То, что ты говоришь, — типичное упрощение материала в его стиле.
— К черту Джина, — сказала Рози. — Из ушей уже Джин твой лезет. Просто проверь эту салфетку. Наш ответ на ней.
Но в ее голосе уже не было прежней уверенности.
— И что ты собираешься делать, когда узнаешь правду?
Этот вопрос следовало задать гораздо раньше. То, что он до сих пор не прозвучал, было еще одним результатом небрежного планирования. Но теперь, когда я мысленно представлял Джина в роли отца, будущие действия Рози имели непосредственное отношение и ко мне.
— Ну ты и спросил, — сказала Рози. — Я же говорила, что просто хочу определенности. Хотя, наверное, я подсознательно мечтаю о том, что мой настоящий отец вдруг появится и… разберется с Филом.
— За то, что тот не сдержал обещание насчет Диснейленда? Вряд ли можно наказать его за давностью события.
— Говорю же: мои фантазии. Я всегда представляла отца в образе какого-то героя. Но теперь я знаю, что он — один из этой троицы, а с двумя я уже повстречалась. Исаак Эслер: «Не стоит ворошить прошлое». Макс Фрейберг: «Я считаю себя реставратором самооценки». Козлы, оба. Просто слабаки, которые сбежали.
