Третьяков по поручению местных купцов договорился в Петербурге о том, чтобы железная дорога Кострома – Галич прошла через Судиславль, Третьяков построил в городе винокуренный и токарный заводы, Третьяков скупил несколько десятков усадеб
[91]
вокруг города, Третьяков
[92]
, собственно, и был золотым веком Судиславля. Иван Петрович и после смерти* помогает землякам – в его усадьбе, памятнике архитектуры федерального значения, и по сей день располагается районная больница. Перед самой своей кончиной советская власть решила построить новую больницу, в пять этажей, с фонтаном и садом, и уж почти построила ее, но… скоропостижно скончалась. Так и стоит недостроенная больница с выбитыми стеклами. Когда строили новую, на старую денег жалели – все равно переезжать, а вышло так, что и новой нет, и старая обветшала самым последним обветшанием. Во времена Советского Союза было в судиславском стационаре сто коек, а нынче всего тринадцать на тринадцать тысяч населения в Судиславле и районе. Ровно по одной койке на тысячу человек. Главный врач приезжает на работу каждый день из Костромы. Или почти каждый день. Власти советуют лечиться и лежать в больницах Костромы или Галича. Вот ведь как получается – уж и страны советов нет, и врачей нет, и коек больничных нет, а власти все не могут перестать советовать. В довершение ко всем бедам какой-то лихач врезался на автомобиле в парадное крыльцо больницы и сшиб один из двух столбиков, его подпиравших. Крыльцо чугунное, красивое и ажурное, с вензелем Третьякова. Столбик, понятное дело, долго не лежал на месте аварии – кто-то его прибрал. Власти злоумышленника хотели искать. Правда хотели, но заела их текучка. Может, и сейчас хотят. Тогда судиславцы собрали денег на новый столбик – не чугунный, но деревянный, чтобы до чугунного не дал крыльцу завалиться. Столбик-то сделали, но больничные власти запретили его устанавливать, усмотрев в этом самовольную реставрацию памятника федерального значения. Так и стоит крыльцо на одной ноге
[93]
. Наверное, всей этой истории удивился бы иностранец, но нас удивить… Добавлю только, что могилы Третьякова и его жены на судиславском городском кладбище приводили в порядок тоже на народные деньги.
В конце концов – кто им Третьяков, этим властям? Они пришли и ушли, а людям жить и ходить в больницу и на кладбище.
Вернемся к музейным экспонатам. Вот на стене висят два портрета – Николая Второго и его супруги. Портреты как портреты – напечатаны к десятилетнему юбилею царской семейной жизни. Необычного в них то, что семь десятков лет прятали их в дровяном сарае. Владелец этих портретов в самом начале советской власти работал в потребкооперации. Кто-то из соседей на него донес, что он продал воз лука. Или не воз, или не лука, или не продал, но кто-то донес. Долго тогда не думали – арестовали все имущество и продали с аукциона. Соседи все и купили. Самого владельца портретов подержали месяц или два в кутузке, а потом вместе с семьей выселили в свой же дровяной сарай во дворе. Второй раз его взяли уже по пятьдесят восьмой статье и отправили из сарая в Магадан, откуда он уже не вернулся. Директор местного краеведческого музея Ольга Борисовна Копылова помогла его дочери получить компенсацию за незаконно репрессированного отца, и в благодарность за это та принесла в дар музею два портрета. Простая история. Таких историй у нас вагон и не один, не говоря о маленьких тележках. Вот только, как сказала мне сотрудница музея, читать материалы дела тяжело. Все эти безответные просьбы вернуть зимнее пальто, шапку, керосинку…
На одной из витрин приметил я небольшую серую коробочку начала прошлого века с пожелтелой стопкой карточек внутри. На первой было красиво написано: «Почта Амура. Развлечение для взрослых».
К этому заголовку был пририсован упитанный Амур, увитый лентой, которая была завязана бантиком на пупке, а под Амуром напечатано: «Карточки, на которых написаны разные вопросы и ответы, кладутся на стол перед собравшимся обществом; если кто-нибудь из присутствующих захочет сказать что-либо другому лицу, то взяв из этих карточек одну с подходящей его мысли фразою, назвав камень или цвет, наименование которого помещено перед нею, передает лицу, с которым желает таким образом разговаривать. Лицо, получившее карточку, если желает ответить, поступает так же, как и первое и т. д. При помощи “Почты Амура” можно заинтриговать и наговорить друг другу приятное и неприятное, объясниться и т. д. – и все между прочим, сидя в обществе и занимаясь общим разговором». Когда вы прочтете этот абзац, попытайтесь представить общество, занятое общим разговором, представьте, как вы называете камень или цвет, потом представьте лицо, которое вы желаете заинтриговать и наговорить ему приятное, коробочку, в которую могли бы поместиться взрослые развлечения, и наконец попробуйте представить себе взрослых, которые так развлекались…
Возле коробочки с «Почтой Амура» лежит маленькая желтая монета тысяча восемьсот тридцатого года. Самые обычные золотые пять рублей. Это если смотреть на нее невооруженным взглядом, а вооруженным – она фальшивая дальше некуда. Уже в наше время нашла ее у себя на грядках местная жительница и принесла в музей. От монеты этой тянется тонкая ниточка почти на двести лет назад к богатому судиславскому купцу старообрядцу Папулину. В те времена был Судиславль центром старообрядчества. Сам Папулин имел маслобойную фабрику, полотняную фабрику, торговал тем, чем и все местные купцы торговали – кожами, холстами, коровьим маслом и, конечно, грибами. В богадельне (на самом деле она была старообрядческим скитом), которую он выстроил на окраине города, постоянно проживали богомольцы. Это если смотреть на них невооруженным взглядом, а если вооруженным – то беглые крестьяне. Они собирали ему грибы, вязали на продажу варежки, плели лапти и кружева. Сам Николай Андреевич много жертвовал на благотворительность, а потому власти не то чтобы совсем закрывали на его деятельность глаза, но смотрели сквозь пальцы. Папулин был настолько ловок, что сумел купить, разобрать и вывезти в Судиславль из Соль-вычегодска целую старообрядческую церковь, построенную еще во времена Ивана Грозного братьями Строгановыми. Оттуда же он вывез более тысячи икон строгановского письма. Сколько на самом деле было старообрядческих икон в его коллекции теперь уж не узнать. Поговаривают, что в его коллекции были иконы, писаные самим Рублевым, и Острожская Библия шестнадцатого века. Список изъятых икон, понятное дело, не сохранился. Куда подевалась Острожская Библия, когда папулинские сокровища поместили для хранения в ризнице костромского Ипатьевского монастыря… И не только она.
