Из тоннеля протяжно застонал поезд, как будто его тяжело ранили, и из него вытекали последние капли электричества. Ржавый железный голос проскрежетал:
— На прибывающий электропоезд посадки не производить.
Они и не думали производить. Он коснулся кончиком носа ее уха и засопел в него.
— …Понятия не имею, ангел мой, но мы обнимемся, чтобы на тебя не попала кипящая смола, которую будут на нас лить.
И он обнял ее, точно спохватился, что кто-то невидимый вверху, над сводом станции, уже наклонил над ними котел со смолой.
Утром, между восемью и девятью часами, поезда метро ходят часто, и она успела войти в вагон, пока наклоняли котел. И стала у самой двери. И они махали друг другу руками, пока двери осторожно не закрылись, а потом еще совсем чуть-чуть.
* * *
В переходе от Театральной к Охотному ряду играет гитарист. По тому, как заткал он тонкими серебряными нитями своих мелодий арку выхода к Охотному ряду, видно — долго играет. Люди бегут мимо него так быстро, что обрывки разорванных мелодий сверкают на их пальто и куртках, точно тающий снег, еще долго, пока они едут по Сокольнической линии куда-нибудь на Воробьевы Горы или на Преображенскую площадь. Даже и дома некоторые из них найдут в кармане завалившийся аккорд, почешут в затылке, улыбнутся чему-то и, напевая, пойдут пить чай с тульскими пряниками. Москвичи — они только на людях едят всякие тирамису и корзиночки с каучуковой клубникой задорого, а как остаются одни, в семейном кругу и таких же трусах, так сейчас же забывают все эти глупости и так наворачивают тульские пряники, что трещит за ушами даже у соседей. Само собой, при опущенных шторах — не ровен час кто увидит. Сраму не оберешься. Поди потом доказывай, что ты москвич в пятом поколении, а не понаехал из Костромы.
* * *
Они шли, скованные одной большой хозяйственной сумкой. У женщины в свободной руке был полиэтиленовый пакет, из которого торчал рыбий хвост, а мужчина свободной рукой курил. Наверное, сумка была тяжелой, и руки у них устали. Точно по команде они поставили сумку на тротуар, обошли ее и уж, было, взялись за свою ношу другими руками, как вдруг женщина в сердцах воскликнула: «Да что ты понимаешь в моих обстоятельствах! — и взмахнула рыбьим хвостом. — Я разведена и пять лет живу с бывшим мужем на одном… в одной квартире. Пять лет я с тобой там живу, урод! Ты это можешь почувствовать?!» Мужчина выпустил дым, бросил окурок, взялся за ручку сумки и выжидательно посмотрел на женщину снизу вверх. Женщина опустила рыбий хвост, взялась за другую ручку, и они побрели дальше.
* * *
Вчера слушал «Очи черные» в исполнении Шаляпина и хора. Вообще я человек скромный. Не мот, не транжир какой-нибудь. Такси лишний раз не возьму. И в быту тоже. Шапка цигейковая, куртка на китайском пуху и трусы в турецкую полоску. А когда в ресторан меня нелегкая занесет, то всегда, даже и мимо воли, думаю, что если бы стоимость этого фондю или чизкейка перевести на обычные котлеты или бокал дайкири измерить в рюмках клюквенной настойки, то из-за стола бы уносить пришлось, а не уходить с чувством тяжелого голода… О чем, бишь, это я… Да! Слушал я, слушал, и вдруг почувствовал острое желание промотать не доставшееся мне по наследству имение, залить шампанским соседей снизу, нанять лихача и гнать к Яру, чтобы там всю ночь не спать, не знать удержу, не думать о последствиях, швырять доллары и акции Газпрома под ноги цыганкам, упиваться тем, чем невозможно уесться, а утром встать, отряхнуть с колен цыганок, сигарный пепел с лацканов смокинга, вычесать из бороды и усов застрявшие там черные и красные икринки и застрелиться. В том смысле, что пойти на работу.
* * *
В торговом центре «Лосинка» хозяин магазинчика женской одежды отчитывает свою продавщицу. Хозяин — темпераментный мужчина с такими черными и густыми усами, что в них можно не только незаметно усмехнуться, но даже и расхохотаться. Продавщица — молодая, флегматичная дочь Казахстана или Киргизии. Мужчина говорит так, точно играет Шумана, если бы умел играть и знал о его существовании — то есть быстро, как только возможно, и еще быстрее. И все это на языке гор, стремительных рек, острых кинжалов и жгучих специй. Девушка молчит. Медленно, как только возможно, и еще медленнее она думает свою мысль, ровную, как степь, и неторопливую, точно рысца маленькой, кривоногой лошадки. По всему видно, что мужчина успеет устать быстрее, чем девушка доберется хотя бы до половины своей мысли. Так оно и случается. Завод у него кончается, он выдыхает «Э-э…» или даже «Э!», отворачивается от продавщицы, демонстративно целует в щеку женский манекен, одетый в черное прозрачное платье, украшенное фиолетовыми перьями пандорианского тахорга, и гордо удаляется. Продавщица смотрит ему вслед свою мысль, не пройденную даже до половины.
* * *
Вместе со мной в стоматологическую клинику вошла девушка. Мы с ней шли по коридору — каждый в свой кабинет. Она приглянулась атлетического сложения врачу, а я — хрупкой ботичеллиевской женщине с кустодиевскими руками. Когда час спустя меня уносили расплачиваться, я успел через приоткрытую дверь кабинета заметить, что девушка лежала на кресле почти горизонтально, не подавая никаких признаков жизни, и даже волосы на ее голове не шевелились.
* * *
Стоишь, куришь на крыльце и пускаешь дым в бананово-лимонный свет фонарей и выше, в небо. А оттуда медленно летит и летит снег, такой мелкий и такой прозрачный, что падает сквозь качающиеся во сне тонкие ломкие пальцы черных ветвей, сквозь тебя, сквозь землю до самой Австралии. И думаешь, думаешь: «Господи! Господи…»
* * *
У школьников начались зимние каникулы, и они мигрируют целыми стаями вдоль и поперек линий метро в сопровождении учителей. Девочки у младшеклассников все с модными сумочками из фиолетового, или оранжевого, или нестерпимо зеленого меха мексиканского тушкана. У каждой телефон, каждая сидит прямо и сосредоточенно набирает в нем ту самую смс-ку, от которой решительно будет зависеть вся ее дальнейшая судьба, или он дурак набитый и еще не раз пожалеет, что нес рюкзак Светке из перпендикулярного класса, но будет, конечно, поздно и даже еще позднее. Мальчишки заметно мельче девчонок и не сидят, а полулежат на сиденьях, потому как, ежели сидеть прямо, то ноги до полу еще чуть-чуть не достают. Лишь один белобрысый мальчик такого маленького роста, при котором терять нечего, сидит как следует и беззаботно болтает ногами. Мало того, он еще показывает целых четыре дули своему товарищу, сидящему напротив. Товарищ отвечает ему на том же языке, но всего двумя. Между прочим, это не так просто — показать сразу четыре дули. В детстве я умел складывать такие сложные комбинации из пальцев практически мгновенно. Мы даже спорили с товарищами — кто быстрее. Как ковбои из американских вестернов мы по команде выхватывали руки из карманов со сложенными фигами и совали их друг другу под нос. Моя младшая сестра, которой я иногда показывал свое мастерство в этом виде спорта, особенно когда мы ругались, очень расстраивалась, поскольку по малолетству не могла изобразить такого же. Плакала, бежала к отцу, и он ей складывал два дополнительных кукиша из мизинцев, чтобы она могла достойно мне ответить. Интересно, сейчас она сможет сама это сделать или ей помешают многочисленные кольца на пальцах? И потом, мне-то в метро фигней страдать просто, а ей как руль своего мерседеса отпустить? То-то и оно.
