— Прости, Тами. Прости…
Моше Хонигман оборачивается:
— Твоему другу надо к врачу.
— Я им займусь, — кратко отвечает Тамар.
И вдруг Шай из последних сил произносит:
— Я не друг… она моя сестра.
Голова падает к Тамар на плечо, и он шепчет:
— Единст… ный у меня… на свете… че… ек…
И его пальцы бессильно цепляются за ее пальцы.
Любимая, я всех
кочевников спросил…
Через четыре дня после того, как Тамар убежала с Шаем и потеряла Динку, Асаф быстро шагал по пешеходной улице Бен-Йегуда. Он почти бежал, пытаясь, без особой надежды на успех, найти того самого гитариста. Рюкзак Тамар, висевший у него за спиной, налился тяжестью, он был как живой, как будто нашептывал что-то: неясные слова, туманные мысли, мольбы о помощи. Асаф прошел мимо кружка людей, наблюдавших за выступлением девушки-фокусницы, задержался на минутку, чтобы послушать игру совсем юного паренька, почти мальчишки, а потом увидел еще одного — парень сидел, привалясь к стене банка, и извлекал монотонные мелодии из чего-то вроде ситара при помощи смычка, зажатого между большими пальцами ног. Асаф и не знал, что на улице выступает столько народу, он подивился их молодости — большинство его сверстники. Асаф смотрел на них, гадая, связаны ли все эти музыканты и фокусники с той мафией, о которой говорил Сергей.
А в конце мидрахов он наткнулся на еще один тесный кружок: люди толпились вокруг девушки, игравшей на виолончели. Асаф ничего не понимал в музыке, но тем не менее страшно удивился, что кому-то стукнуло в голову играть на таком вот инструменте на улице. Виолончелистка была невысокой, в круглых очечках и красной шляпке, Асаф догадался, что людей привлекает не грустная мелодия, а сама диковинная девчонка с огромным инструментом.
Асаф и Динка почти прошли мимо виолончелистки, как вдруг собака резко остановилась, развернулась, сосредоточенно принюхалась и внезапно рванулась в самую гущу толпы. Асаф двинулся следом, прокладывая дорогу среди слушателей, пока не оказался рядом с виолончелисткой, в самом центре круга.
Девушка играла, закрыв глаза, по лицу ее временами пробегала рябь, словно ей что-то снилось. Динка гавкнула. Девушка открыла глаза и изумленно уставилась на собаку. Асафу показалось, что она даже побледнела. Потом выпрямилась на стуле, глаза нервно пробежались по толпе, но играть она не прекратила, правда, теперь просто водила смычком по струнам. Динка натянула поводок, Асаф дернул ее назад. Слушатели недовольно загалдели, требуя, чтобы он убирался со своей собакой. Асаф испугался, осознав, что сейчас они с Динкой — уличное представление.
Первой опомнилась виолончелистка. Она перестала играть, быстро нагнулась и торопливо зашептала:
— Где она? Передай ей, что она дико крутая, все ребята у нас говорят, что она супер! Су-пер! Беги! Беги же!
Она снова распрямилась, откинулась на спинку стула, крепко зажмурилась, словно стирая в памяти минувшее мгновение, и заиграла, вновь наводя на публику свои странные меланхолические чары.
Асаф ничего не понял. Самое главное — он не понял, почему ему надо бежать. Динка сообразила скорее. Ринулась прочь, волоча Асафа за собой. Он догадался, что она его спасает от чего-то неведомого, и тут же пришел в себя. Они вырвались из толпы. Асафу показалось, что кто-то кричит, чтобы он остановился, и он побежал еще быстрее. Если бы Асаф глянул назад, то увидел бы, как коренастый человек торопится следом, прижимая к уху мобильный телефон.
Асаф бежал и лихорадочно соображал. Эта девчонка знает Тамар, как пить дать знает. Она увидела Динку и просила передать Тамар, что та дико крутая. Думай, думай скорее! «И ребята у нас говорят, что она супер»? Что она такого сделала? И где это «у нас»? Он бежал, и мозг его бурлил, выбирал, сортировал, комбинировал. Асаф знал и не знал.
Сердце подсказывало, что он на правильном пути, что теперь он в своей стихии — на своей любимой пятикилометровой дистанции. Асаф прислушивался к вызревавшей внутри него версии и бежал. А рядом бежала Динка. Не глядя друг на друга, они синхронно лавировали между людьми, перебегали улицы, срезали углы — как раньше, как в самом начале их дружбы (неужели вчера? Господи помилуй, изумился Асаф, да не может быть, чтобы это было только вчера), только теперь без поводка — сейчас их связывали лишь быстрые одобрительные взгляды. Я с тобой, я с тобой, хороший поворот, спасибо, где ты, в десяти шагах от тебя, между нами несколько человек, но не волнуйся, полный вперед, я ориентируюсь, я слышу, кто-то за нами бежит, я не слышу, но лучше сверни в этот переулок, нет, сюда я не сверну, я что-то чую, продолжай бежать, я приближаюсь к чему-то хорошему, только не останавливайся, ну ты меня насмешила, хватит болтать, не мешай сосредоточиться, надеюсь, ты знаешь, куда ты меня ведешь, конечно, знаю, да и ты вот-вот узнаешь, эй, Динка, это кажется мне знакомым, мы, похоже, уже были здесь, вон у этой высокой стены, раскрой глаза, Асаф, только вчера мы тут были, верно, верно, это… ну наконец узнал, за мной…
Динка опрометью кинулась к зеленой калитке, встала на задние лапы и передними нажала на ручку. Асаф с собакой ввалились внутрь. Асаф оглянулся, сзади никого не было, преследователи отставали. Он пересек двор: мимо колодца, мимо тесаных камней, между согнувшихся под тяжестью плодов ветвей фруктовых деревьев, сквозь глубокую, уже знакомую ему тишину.
Но еще не успев обогнуть дом и устремиться к задней стене, к обращенному на запад окну, навстречу корзинке, которая должна спуститься к нему с ключом, Асаф почувствовал что-то странное, словно вдруг воздух внезапно похолодел вокруг него: дверь дома была нараспашку и слегка покачивалась.
Он ворвался внутрь. Динка следом. Остановились они одновременно.
Все было разгромлено. Прихожая выглядела так, словно над ней пронесся ураган. Пол устилали книги, сотни книг, раскрытых, разодранных, растоптанных. Высокие шкафы перевернуты и изуродованы, точно кто-то рубил их топором. Даже алтарь был сдвинут с места — на полу светлел прямоугольник. Казалось, алтарь двигали, проверяя, не прячется ли за ним кто-нибудь.
«Теодора», — подумал Асаф и на секунду окаменел, не решаясь бежать наверх, ведь для этого пришлось бы ступать по книгам. Но уже через мгновение он бежал, топча книги, догадываясь, что случившееся здесь как-то связано с ним и его вчерашним визитом. Весь во власти этой ужасной догадки, он мчался по круговому коридору, и воображение рисовало ему кошмары, ожидающие его в конце, — все те кошмары, что он видел в триллерах или с какими сталкивался в самых страшных компьютерных играх. Перепуганный ребенок уже заливался плачем в его голове, и Асаф изо всех сил старался не поддаться ему. Теодора такая маленькая, думал он, настоящий цыпленок, как она выжила после такого погрома? На бегу он заглянул в опочивальню. Кровати были перевернуты, матрасы вспороты ножами. В воздухе до сих пор чувствовалась ненависть, переполнявшая тех, кто это сделал. Одним махом Асаф перелетел через шесть последних ступенек, распахнул синюю дверь и заставил себя не зажмуриться от страха.
