Самого Шая она так и не встретила.
Однажды ночью Тамар разбудили крики. С минуту она лежала, думая, что находится дома. Пыталась связать тени со знакомыми ей предметами. Крики усилились. Тревога захлестнула ее. Тамар взглянула на часы: полтретьего. Внезапно она все вспомнила. Вскочила с кровати. Подбежала к окну. Внизу стояла машина, и трое мужчин пытались вытащить из нее сопротивлявшегося человека. Он цеплялся руками за дверцу, а троица тянула его наружу, била по рукам. Тамар узнала Мико и другого — Шишако, скелета с бачками, косящего под Элвиса. Она прижалась лбом к стеклу, пытаясь разглядеть человека в машине, но охранники окружили машину, загораживая собой происходящее, громко матерились и время от времени молотили кулаками в открытые окна, видимо стараясь оглушить беднягу. Тамар закричала и до крови укусила кулак, но боли не почувствовала. Потом на улицу выбежал Пейсах. Бросил встревоженный взгляд вверх, на окна. Вернулся в подъезд и погасил лампочку над входом. Теперь стало еще труднее различать, что происходит. Пейсах подошел к машине, постоял перед открытой дверцей, прижавшись лбом к крыше, и Тамар в надежде подумала, что он хочет уговорить человека выйти по-хорошему. И тут медленным, почти ленивым движением локоть Пейсаха отодвинулся назад и огромный кулак нанес один-единственный удар внутрь машины. Мгновенно наступила тишина. Тамар стояла перед окном, дрожа всем телом. Мико что-то вытащил из машины. Что-то, напоминающее свернутый ковер. Закинув сверток на спину, он скрылся в здании. На краткий миг, когда он помешкал у входа, Тамар увидела безвольно свисающие руки. Такие длинные пальцы были только у одного знакомого ей человека.
Прошло несколько дней. Кто знает, куда уже успел заехать восседающий на верблюде паренек из Сахары, выдуманный Асафом. Сам Асаф в те жаркие дни на исходе июля трудился в мэрии. По восемь часов он, скучая, высиживал в пустой комнате возле отдела водоснабжения, отвечал на телефонные звонки, сообщал ту скудную информацию, которой обладал, развлекался составлением собственной футбольной сборной мира и не знал, что уже очень скоро в его жизнь ворвется большая собака, потерявшаяся на городских улицах, а по ее следам туда же проникнет девушка, тоже слегка заблудшая, и что с той самой минуты он больше не станет больше гадать, что сейчас поделывает юнга на корабле, отплывающем в Северное море, а будет непрерывно спрашивать себя, где же Тамар.
В один из тех вечеров, когда Асаф все еще плелся рядом с Дафи Каплан, вяло улыбаясь скабрезным анекдотам Рои и с нетерпением думая, когда же можно уйти, Тамар вернулась в общежитие, где уже шел своим чередом ужин. Она приехала из Бат-Яма или из Натании — она точно не помнила, — поспешила в комнату переодеться и, как всегда, на всякий случай оставила там Динку — лучше, если Шай появится за ужином, чтобы собака не оказалась рядом и не кинулась к нему у всех на глазах.
Тамар ополоснула лицо в ржавой раковине, бросила взгляд в треугольный обломок зеркала, чудом державшийся на стене. Волосы немного отросли. Коротенькие, очень черные колючки. Тамар подумала, что ей даже идет, и пару минут, вопреки обыкновению, размышляла о своей внешности и тосковала по теплой ванне и нежным кремам и по Алине, так старавшейся превратить ее в красивую женщину. Когда Тамар входила в столовую, на ее лице все еще гуляла неосторожная улыбка, и потому ее застали врасплох.
Она увидела его сразу как вошла и вздрогнула. Какой он худой и запущенный! Словно собственная бледная тень. Деревянной походкой Тамар прошла мимо, уставившись в пол, белая как мел. Шай невидяще смотрел сквозь нее. Может, просто не обратил внимания, а может, под наркотиками, но он ее не узнал, и это оказалось неожиданным и самым страшным ударом: даже Шай отторгнул ее. Он сидел, погруженный в себя, чуть покачиваясь, будто в трансе. На нем был ее любимый синий свитер, правда ужасно грязный и рваный. Шай ковырял вилкой пюре. С великим усилием Тамар глотала плюхнутую ей в тарелку холодную серую массу — Мамале не выносила опозданий. Ей вдруг показалось, что комната погрузилась в тишину, что все смотрят на нее и на него.
Тут в столовую, сверкая зеленой шевелюрой, ворвалась взволнованная Шели, еще более высокая в своих новеньких желтых ботинках «Доктор Мартинс», и радостно подлетела к Тамар:
— Дай-ка мне подсесть поближе! Ну, подвинься на градус к северу, я имею рассказать тебе нечто потр-р-рясающее!
Шели начала болтать, но, заметив отсутствующий взгляд Тамар, отмахнулась от нее с легкой судорогой боли, пробежавшей по лицу, «ноу проблем», минутку помолчала и с тем же громогласным ликованием накинулась на девушку справа. Сегодня, на выступлении в Ашдоде, к ней подкатил какой-то видный импресарио местного телеканала и предложил подписать договор на три года с возможностью поездки в Нью-Йорк… Только вот странно, с чего бы это американцам интересоваться пародиями на Иги Ваксман и Сарит Хадад. Восторженное выражение сошло с ее лица.
Тамар методично пережевывала питательную массу. Потом осторожно подняла голову и впилась в Шая взглядом. Он посмотрел на новенькую… Очень-очень медленно его зрачки расширились и все лицо задрожало.
Тамар быстро уткнулась в тарелку. Нельзя, чтобы кто-нибудь заметил, что между ними существует какая-то связь, что они знают друг друга по прежней жизни. Ковырнула холодную яичницу и отодвинула ее в сторонку. Рядом Шели, разозлившись на себя за собственную глупость, цедила сквозь зубы, что она и точно мамочка всех блаженненьких, если могла поверить этому мерзавцу. В Хуерику он ее возьмет! Помахал у нее перед носом визиткой с золотым обрезом, вот она уши и развесила, а мудак этот поспешил навешать на них лапшу подлиннее, и она еще провела с ним целый час в каком-то вонючем отеле! А теперь, чтобы как следует себя наказать, она еще разок отсюда смоется. Отправится в Лифту.
[34]
Сдохнет там, как собака. Так ей и надо. Парень, сидевший напротив, попытался ее успокоить.
Шум в столовой стоял невероятный. Из угла в угол летали куски хлеба, все в этот вечер были отчего-то веселее обычного. Может, дело в том, что поблизости не было ни Пейсаха, ни его бульдогов. За столом у входа несколько парней крикливо и нарочито фальшивя запели:
Скажи-ка, зебра, почему
Ты в пижаме, не пойму?
Прочие присоединились, сопровождая пение аккомпанементом ложек и вилок. Мамале разоралась, угрожая, что все расскажет Пейсаху, но верзила, который пародировал жесты и походку, вскочил, подхватил Мамале и повел в утрированном танго, согнувшись над ней в три погибели и прижавшись щекой к ее щеке, так что Мамале даже разулыбалась.
Тамар дотронулась до лба, провела пальцем по левой щеке, дважды моргнула, дотронулась до правой щеки. Потом, будто случайно, подняла один палец вверх, коснулась правого уха, дважды скользнула по подбородку. Еще пять или шесть знаков — очень осторожно, медленно, хоть сердце и колотилось как сумасшедшее.
Шай не сводил с нее глаз. Губы его беззвучно двигались. Первое чудо, на которое Тамар так уповала: чтобы он вспомнил. Несмотря на минувшее немалое время, несмотря на все, что он пережил, несмотря на наркотики, Шай все еще помнил их тайную азбуку.
