Район этот непосредственно прилегал к границе с Шотландией, и в большой степени именно это послужило причиной, по какой Хоуп остановил свой выбор на нем. Сразу за границей, в деревеньке Гретна-Грин, можно всего за полчаса зарегистрировать брак, это наверняка уже сделали Джордж и Кэтрин. Разрешение, плата, быстрая церемония — и все закончено. Теперь единственной надеждой оставалось уговорить Амариллис пересечь вместе с ним границу.
Сначала надо дать разрастись ее страхам: заставить ее прийти к мысли, что брак с ним — для нее настоящая награда, самая выгодная партия этого сезона. Может случиться, он бросит ее, и тогда уже она не сможет притворяться, будто их знакомства никогда не было, более того, подобный разрыв немало повредит ее репутации. Если же ее страхи начнут развеиваться, то верх в ней возьмет расчетливость, и тогда Хоуп не представлял себе, каким образом сумеет справиться с ситуацией. Ему следует постоянно поддерживать ее тревогу. Но если она только в конечном итоге убежит вместе с ним через границу… И снова его затопила волна антипатии к ней. Вспомнить только ее неблагодарность по отношению к опекуну. Хоуп шел вдоль северного берега Дервентуотер, не обращая никакого внимания на красоту озера, от которой перехватывало дыхание. Он шел все дальше и дальше, до самого Борроудейла, и размышлял: она просто никогда не носила в своем сердце настоящую любовь. Никогда ей не доводилось, да и вряд ли доведется, жертвовать или рисковать чем-либо ради другого. И как он вообще мог вообразить, будто способен увлечься женщиной вроде нее?
Однако же следовало найти способ жениться на ней. В своем последнем письме Ньютон снова грозился приехать к нему. На сей раз оказалось гораздо сложнее отговорить его от такого шага. Хоуп написал уклончивый ответ, франкировал письмо и поручил Джорджу Буду отправить его, но он сомневался, что сумеет и дальше удерживать своего сообщника на расстоянии. Хоупа нисколько не страшили угрозы Ньютона. Времени у полковника в запасе оставалось вполне достаточно: уж в этом-то Ньютон прав. Отсюда, с севера, ему куда легче было контролировать обстановку, все проблемы Хоупа были связаны с одним лишь Лондоном. Ньютон был зловещей личностью. Именно Ньютон совершил убийство. Хоуп склонил голову набок: не было никакой надобности так жестоко убивать этих двух болванов слуг; но Ньютон даже внимания не обратил на его протесты. Никаких свидетелей. Горла обоих располосованы от уха до уха. Хоуп мог бы откупиться от Ньютона частью приданого Амариллис — он должен убедиться, что Ньютон представления не имеет о реальном его размере, — а затем можно будет отделаться от этого опасного типа.
Как случалось и раньше, Хоуп постепенно успокоился, размышляя о собственных перспективах на богатое, спокойное и вполне достижимое будущее…
К тому времени, как он вернулся в гостиницу, уже стемнело. Вуд встретил его в дверях.
— Тут к вам священник пришел, сэр.
К этому моменту Вуд стал воспринимать себя как наперсника и одновременно покровителя уважаемого гостя. Он стал особой, приближенной к настоящему аристократу, благородному полковнику, члену парламента, — мог ли он когда-либо мечтать о подобном! Более того, джентльмен оказался порядочным сверх всякой похвалы. Когда он вернулся из Грасмира, то первым делом — вопреки настоятельным протестам Джорджа Вуда — выплатил заем и полностью погасил задолженность по гостиничному счету. Ни один джентльмен до сих пор ни разу так не поступал. Такого поведения Вуд мог ожидать только от своих партнеров по торговому делу. Этот же джентльмен понимал, что невероятно трудно вести непрерывную торговлю с большими неоплаченными долгами. Буду приятно было думать, будто в таком необычно благородном поведении проглядывается дружеское отношение. И отношение это просматривалось даже в том, с какой готовностью джентльмен франкировал письма Вуда, в его категорическом отказе возложить какую-либо вину на эту грязнулю Джоанну, в его чистой привязанности к Мальчишке-мартышке (которого теперь все только так и называли), в его мелких комплиментах миссис Вуд. И потому для встречи гостя со священником была создана самая подходящая обстановка.
Задняя гостиная, подумал Хоуп, когда вошел в нее уже в третий раз за этот день, похожа на маленький театр: акт первый — полковник Мур; акт второй — Амариллис; акт третий…
— Преподобный… Николсон. — Хоуп прекрасно помнил, что приглашал священника заглянуть к нему вечерком.
Весьма сконфуженный тем, что вынужден был ожидать джентльмена… словно навязывается… робко, хотя это никак не могло зависеть от окружающей обстановки, он с огромной благодарностью принял предложение выпить кларета, заранее зная, что вино отличное, и сделав ему комплимент… и все же представления не имея, о чем завести разговор… еще раньше, в маленькой церквушке Святого Кентигерна на холме он почувствовал, как возрастает их взаимная симпатия.
Выложив тощий набор местных слухов и новостей из Баттермира, Николсон с увлечением заговорил о плане мистера Скелтона построить большой каменный особняк в этой местности. Однако его увлеченность связана была не столько с проблемами мистера Скелтона, сколько с мисс Скелтон. Затем священник сообщил кое-какие подробности о соревнованиях по борьбе, ненароком упомянув о Мэри из Баттермира и молодом человеке из северного округа, который для того только и преодолел тридцать или пятьдесят миль, чтобы увидеться с нею и открыть свои чувства.
— А что говорят по поводу ее чувств к нему?
Николсон, мозг которого туманился от выпитого кларета, совсем смешался. Откуда ему было знать… какое дело этому джентльмену до события такой ничтожной важности? Но он постарался на славу. Хоуп больше к этой теме не возвращался, однако обнаружил, что кларет на удивление быстро подошел к концу, и поднялся к себе в комнату. Мысли исступленно бились в его голове, словно отыскивая лазейку для осуществления новых планов.
Хоуп написал решительное письмо Ньютону и затем порвал его на клочки и сжег. Затем он наспех набросал несколько страниц в своем журнале, не испытав при этом обычного спасительного облегчения.
Желая наказать себя, он выполнил двойную норму упражнений и занимался до тех пор, пока не разболелись руки, в мышцах живота не начались спазмы, пока ноги не стали мокрыми, а голова закружилась. Он умылся холодной водой, которая тем не менее не давала долгожданной прохлады. Острая ревность копьем пронзила его сердце.
На следующее утро на рассвете карета, запряженная четверкой блистающих чистотой лошадей, ждала его. Мальчишка-мартышка, сумевший отыскать приличную одежду, сидел на козлах. Драгоценный несессер, перешедший ему по наследству, вполне красноречивое доказательство его богатого существования, поместили в коляску со всеми предосторожностями, точно ковчег, алтарь, талисман и удостоверение личности одновременно. Сам Джордж Вуд вышел из гостиницы на дорогу, следя за тем, как полковник уезжает прочь по пустынной в столь ранний час улице через прохладный, туманный город, через долину Ньюленд, и прямиком до Баттермира. И сердце Хоупа тяжело колотилось в груди, гоня его обратно, к ней, пока не стало слишком поздно.
Дом
Долина, озеро и сам Баттермир были покрыты клочковатым одеялом перламутрового тумана. Он вступил в него точно в магические чертоги. Лошади замедлили шаг, осторожно ступая вниз по крутому склону. Мальчишка-мартышка выглядел важно и слегка испуганно, когда большая карета скользила сквозь матовую пелену тумана, словно торжественный кортеж сквозь сон. Хоуп, теперь снова ставший Джоном Августом, лелеял в душе надежды на дорогую его сердцу жизнь. От перевала Хауз-Пойнт смотреть дальше уже будет не на что. Он направится прямиком к гостинице.
