Сходя с пирса, я оглянулся. Димеро Бун стоял у гакаборта над окном нашей каюты. Улыбка сияла в его бороде.
В порту аромат специй мешался с запахом моря. Думаю, вы не удивитесь, узнав, что на набережной толпился народ. Купцы, охранники, стража, матросы, лотошники, менялы и грузчики — много грузчиков с потными спинами, ибо Ковенант, опасаясь прогресса, запретил оборудовать причалы даже самыми примитивными кранами с приводами от топчаковых колес.
Гномы с фургонами ждали нас неподалеку. Старшина, собрав своих в кружок, производил некие движения правой рукой. Вблизи оказалось, что гномы культурно утоляют жажду, а старшина стоит разливающим — у его волосатых ног красовался бочонок полпива. Прекрасный напиток для утоления жажды, но я мог только облизываться: клятва варвара слишком твердая штука. Примерно настолько же твердая, насколько тверд его меч.
— Жгите из города, как допьете этот и только этот бочонок! — велел я старшине.
Если их не остановить, эти засранцы начнут с полпива, продолжат пивом, а закончат кабацкой дракой, судом и штрафами. Ничего фатального, вот только разбирательство будет завтра, а завтра у Ридондо попросту нет.
Старшина начал возражать. Тогда я добавил несколько бойких ругательств, и гномы тут же начали собираться. Мой авторитет среди мужской части населения Зеренги был велик.
Олник простился с сородичами, успел хлебнуть полпива, пролив кружку на ворот рубахи.
Когда они укатили, колокол на Башне пробил два часа.
Духота сгущалась. Мне словно положили на лицо банное полотенце.
— Холодно, Фатик! — сказала Виджи. Ее губы подрагивали, как в ознобе. Волосы, мне кажется, поблекли, даже ухо, пробившее локоны, выглядело бледным.
Тут я поймал себя на мысли, что совершенно не знаю, как обращаться с эльфийкой в, так сказать, обычной жизни. Плевать, что на самом деле ее народ — не совсем эльфы. Их восприятие жизни все равно слишком отлично от человеческого. Так вот, любовный акт… В фургоне все прошло отлично, и не один раз, и я убедился, что секс по-эльфийски это не ритуальный акт на ветке фамильного древа сквозь дырку в сотканной из паутины простыне. Она не была девственницей и не стеснялась своего тела. И если первое не было для меня удивлением, то второе… Скажем так, от нее я, искушенный жизнью варвар, почерпнул кое-какие приемы… э-э… Не суть. Сейчас я совершенно не представлял, как мне обращаться со своей супругой в… м-м-м… обиходе. Все же пожатие ладони — это маловато, когда твою женщину буквально сплющивает от предчувствия общей беды.
Обнять за талию? Хм.
Я просунул ладонь под пышные волосы, прижал к хрупкой шее. Под пальцами забилась жилка. Фея дрогнула, напряглась, но я не убрал руку, пытаясь передать свое тепло.
— Мы скоро отплывем, лисьи ушки. Пожалуйста, потерпи.
Вместо ответа она чуть заметно кивнула. Немного повернулась, изломив брови.
— Да… Да, Фатик.
— Потерпи.
Мне показалось, что она слегка расслабилась под моей ладонью.
Хорошо.
Плохо, что о воплях принца она ничего не сказала.
39
Карапет Мерриг зря назвал «Трех вдов» кабаком, впрочем, для него слово «кабак» означало любое место, где наливают. На трех вдов в этом заведении приходилось два этажа и полтора десятка остекленных окон. Дом развлечений и гостиница для моряков, купцов и путешественников, собственность Ковенанта. Отли Меррингер слыл гурманом, значит, кормили тут хорошо.
В воздухе плавал аромат веселой травы, слышался стук игральных костей. Места за столиками были заполнены основательно. Орочье хрюканье напомнило мне об общинных свинарниках родного клана.
Нос Виджи дрогнул: слишком густая смесь ароматов для эльфа.
Мой старый друг и наставник сидел лицом к двери и наворачивал печеных креветок, заливая их пивом. Без грима короля-недоумка он казался обычным купцом средней руки. За те три года, что я его не видел, он несколько располнел, растерял большую часть шевелюры и обзавелся сединой на висках. Однако никогда еще он не выглядел настолько полнокровным и довольным жизнью, как сейчас.
Я был рад его видеть. Этот призрак прошлого не сулил бед, но обещал скорое осуществление моего плана.
Он приветствовал меня взмахом руки. Сенестра, сидящая с левой стороны, чуть заметно кивнула; я изобразил полупоклон. А вот она почти не изменилась — такая же смуглая, гладкокожая черновласка, чем-то похожая на куницу. В дни молодости на Южном континенте Отли из жалости купил семнадцатилетнюю рабыню, тощую грязную доходягу. Кочевники-монги разграбили ее селение, вырезав всех, кто не годился на продажу. Перед тем как оказаться у Отли, Сенестра прошла через трех хозяев, каждый из которых избивал ее за строптивость. Она бы умерла, если бы Отли не купил ее, и она это знала, хотя и умудрилась тяпнуть за палец, когда он рассчитывался с торговцем. Некоторое время Отли был для нее чем-то вроде сиделки, затем играл роль в меру сурового отца, ну а после… Она так и не сняла рабский ошейник, лишь заменила металл черной бархоткой с серебряным кольцом на короткой цепочке. Кто в этой паре главный, давно было не разобрать, они существовали как единый организм; говорил по большей части Отли, Сенестра больше молчала и, как обычно, обслуживала Отли за столом и в быту. Отли не принимал ни единого решения без совета с нею.
Мы раздобыли три стула и подсели к столику, я — посередке. Сенестра и Виджи обменялись взглядами, быстрыми, как размен ударами в шпажном поединке. Женщины, не знакомые друг с другом, умудряются общаться на каком-то тайном языке знаков, недоступном пониманию мужчин: мир, нападение, вооруженный нейтралитет, добрососедское сотрудничество заключаются быстро, можно сказать, в мгновение ока. Сейчас мне показалось, что наши женщины склоняются к четвертому пункту.
— Твои спутаники? — осведомился Отли. — Опять взялся за старое, Фатик? А кто этот без меры симпатичный гном?
Он сделал вид, что не узнает Олника. Мой бывший напарник отплатил ему тем же.
Три года назад наша контора «Силь, Мар и Иллион»
[22]
подрядилась устроить для Отли срочные гастроли в Хараште («Три дня — проездом из Фрайтора в Талестру!»), мы заказали у гномов двухцветные афиши. Денег на бумагу ушло много, еще больше мы истратили на покупку мест под афиши. Олник столковался с земляками, они сделали для нас работу за две трети обычной цены (потом я случайно узнал, что хитрые жучилы взяли с нас на две трети больше). Мой напарник с готовым макетом всю ночь не смыкал глаз у пресса, а после, шатаясь от похмелья, помчался расклеивать воняющие гномьей самогонкой афиши. На въезде в Харашту Отли узрел красноглазого безбородого гнома с ведром клея и шваброй, который старательно клеил последнюю афишу, гласившую, что в город — естественно, проездом — прибывает Отли Меррингер и его труп с пьесой «Живые теплые люди!».
