Но в Ирландии вы часто забываете о еде, потому что подают ее вам красивые и веселые девушки. Мы пили пиво, передавали друг другу хлеб и говорили о ценах на телят, свиней, уток и гусей. Я словно перенесся в ирландский Солсбери. Эти люди из Лаута, Мита и Кавана относились ко мне с грубоватой открытой сердечностью, столь не похожей на молчаливые, осторожные повадки южан. Все это время нас обслуживала полногрудая молодая женщина с мягкими голубыми глазами. К фермерам она обращалась по именам.
Затем мы перешли в другую комнату и неуклюже шутили с девушкой, стоявшей за стойкой бара. Все наши шутки она ловила на лету и отвечала незамедлительно, словно теннисистка на Уимблдоне. Через открытые окна доносились мычание, кряканье и лай.
Затем, тяжело ступая, мы вышли на главную улицу — покончить с делами. Как же мне нравится Дандолк!
19
Дрогеда…
Этот старинный город в устье реке Бойн полон тяжелых воспоминаний. К улицам ведут большие елизаветинские ворота, есть здесь руины, похожие на гнилые зубы, многие из них остались с ужасных времен Кромвеля. Здесь Кромвель ясно дал понять, что намерен подавить ирландскую нацию, чтобы она навсегда забыла о своей независимости. Он повернул пушки на Дрогеду, разбил крепостные стены, убил каждого десятого человека из гарнизона, а остальных отправил в рабство на Барбадос.
Неподалеку от Дрогеды находятся знаменитые руины Монастербойса. Больший интерес, нежели руины или круглая башня, представляют собой кельтские кресты. Большому кресту почти 1000 лет. Высота его составляет двадцать семь футов, он весь покрыт барельефами, изображающими библейские сцены. Одна из них, как полагают, показывает Христа среди вооруженных людей в Гефсиманском саду. На Господе одежда ирландского вождя того времени, а у его врагов длинные бороды викингов. Два других величественных креста — это крест Муиер-даха и крест Колумкилле. Многие говорят, что лица на этих крестах точно такие, как у современных ирландцев. Падрейк Колум говорил, что находит в них сходство с двумя своими друзьями!
В миле от Дрогеды находится место битвы при Бойне. Когда Якову II не удалось взять Дерри, он решил попытать счастье в генеральном сражении. Вильгельм III высадился в Каррикфергусе с армией из необученных английских рекрутов и опытных иностранных наемников — французов, финнов, шведов, датчан, голландцев и бранденбуржцев. Все, кто видел эту армию на марше, должно быть, чувствовали, что она представляет интернациональные интересы: протестантская Европа против французских католиков неудачника Якова. Я уже говорил, что папа неофициально поддерживал протестантов, а потому непонятно, почему католики и протестанты до сих пор с болью вспоминают о той битве.
Яков с армией в 25 000 человек встал на южном берегу реки, на холме Донор. У Вильгельма армия была во всех отношениях лучше, в ней насчитывалось 36 000 бойцов, и он расположился с нею на северном берегу, на холме Таллиэскер. Наступил последний день июня 1690 года. Рано утром Вильгельм выехал на рекогносцировку, и в плечо ему угодило пушечное ядро. Он не пострадал, хотя прошел слух, что его убили. На следующее утро началось сражение. Армия Вильгельма разделилась на три части и пошла вброд через Бойн. Первый отряд — правое крыло — попытался перейти реку у Слейна. Знаменитая голландская пехота, десятеро в ряд, вошла в воду против Олдбриджа и атаковала армию якобитов по центру. Вильгельм сам повел за собой кавалерию.
Ирландские драгуны мужественно защищались. Под непрерывным огнем они час удерживали реку. Загнали пехоту обратно в воду и вступили в сабельный бой с превосходящими силами противника. В этой битве был убит великий Шомберг. Армия Вильгельма все же перебралась на противоположный берег. Они вышли во фланг французских войск. Французский генерал Якова Лазлум бросил на врага пехоту, артиллерию и кавалерию под командованием Патрика Сарсфилда. Атаки ирландских кавалеристов следовали одна за другой, но понемногу якобиты отступали. Сражение было проиграно, и Яков бежал, захватив с собой своего лучшего солдата, Сарсфилда, в качестве телохранителя. Потери с обеих сторон составили около тысячи человек убитыми и ранеными. «Поменяйте королей, — будто бы крикнул Сарсфилд, прежде чем покинуть поле боя, — и мы снова с вами сразимся».
Исход того дня, — пишет профессор Тревельян в своей «Истории Англии», — обрек несколько поколений ирландцев на преследование и тиранию, но в то же время явился спасением для протестантизма в Европе. Он позволил Британской империи продвинуться по пути процветания, свободы и заморской экспансии. Мудрый и терпеливый Вильгельм очень мало влиял на Ирландию после восстановления в ней английского правления. На этом католическом острове он был бессилен защитить католиков, а в Англии проявлял по отношению к ним мягкость. В новом режиме Ирландии отразились невежество и предвзятость вигов и тори из вестминстерского парламента. Это они властвовали над страной.
Спокойная, поросшая тиной река катит свои воды к морю. Она далека от страстей, ей неведомо то, что люди творили на ее берегах.
На холм Тара я пришел, как и положено, на закате. Пришел один, чтобы попрощаться с Ирландией. Солнце низко склонилось над западом, скоро ночная мгла упадет на луга Мита. Некогда пять широких дорог вели к холму через все провинции, но сейчас их нет, лишь ветер шелестит в граве, да слышно как блеют овцы. В Ирландии много старинных «несчастливых» мест, странно бередящих душу, как и этот холм, такой одинокий, словно «нечто, оставшееся на земле после Судного дня». Я смотрел на освещенную закатным солнцем фигуру святого Патрика, в митре и с епископским жезлом в руке. Он осеняет крестным знамением Ирландию. Рядом с ним торчит из травы старый камень — знаменитый Лиа Файл.
Пока я стоял там, мне на ум пришли странно живые воспоминания об Ирландии, маленькие счастливые картины, яркие, словно освещенные солнцем: доброта, смех, музыка, белые домики на западных холмах, запах торфа в очагах, свет, пульсирующий в небе, чибисы над болотами, каменные стены, зеленый свет, загорающийся на краю торфяных речек, дикий ветер у болот и дорожки, вьющиеся среди холмов.
Когда мои ноги впервые ступили на ирландскую землю, я тотчас почувствовал, что оказался в магической стране, и сейчас, когда пришло время прощаться, я точно знаю: это и в самом деле зачарованный остров. Минорная нота, похожая на вибрацию воздуха, та, что живет в свете, и в воде, и в почве, пронизывает страну, но, как крик летучей мыши, все это слишком высоко, чтобы можно было услышать. Тем не менее человек чувствует ее повсюду.
Однажды, подумал я, на этот холм взойдет великий ирландец. Возьмет историю страны в свои сильные руки и подарит миру. Он будет любить прошлое Ирландии и не менее сильно верить в ее будущее. Несчастная ирландская привычка смотреть назад, а не вперед иссякнет, и Ирландия, уверенная в будущем, позабудет старые раны. И этот человек сделает для нее то, что Вальтер Скотт сделал для Шотландии: он сольет два народа, объединит страну. Он принесет Ирландии любовь и уважение мира. Мне хочется думать о нем как о воплощении слияния севера и юга, католичества и протестантства. Южанин в нем будет вглядываться в прошлое, а северянин устремится в будущее.
