— Наш штандарт! — тревожно воскликнул ла Валетт.
Ричард, находившийся двумя шагами правее, уже привычным движением опрокидывал лестницу. Как только она упала, он кинулся на янычара. Тот вовремя разглядел опасность и выпустил Томасово запястье, вскинув руку для отражения удара. У него получилось отбить острие на сторону, но в эту же секунду пришедший в движение Томас два раза кряду хватанул ему по руке кордом. Янычар с воплем ярости и боли рубанул наотмашь ятаганом, так ударив плашмя по нагруднику, что Томас потерял равновесие и, качнувшись на краю подмостка, кувырнулся с него, увлекая за собою и штандарт.
По стене прошел стон; из-под стены же, наоборот, донесся гул одобрения. Янычар перенес на стену вторую ногу и, дико размахивая ятаганом, ринулся на Ричарда, который отчаянно блокировал удары древком копья — по счастью, железным. На стену перемахнул еще один янычар и стал надвигаться на ла Валетта, настороженно посматривая на чутко подрагивающее острие накрененной пики. Затем перескочили еще двое, а за ними и штандартоносец с бунчуком Сулеймана, которым он принялся размахивать над парапетом. Поднявшийся на ноги Томас здоровой рукой подхватил штандарт Ордена, оставив корд на земле.
— Держитесь! — орал он направо и налево. — Стойте твердо!
— Гоните их прочь! — громогласно взывал Великий магистр. — За Бога и святого Иоанна! Смерть басурманам!
Мимо мелькнули фигуры; Томас заметил мальца лет двенадцати, не старше, который, вскочив на стену, бесстрашным воробушком набросился на атакующего Ричарда янычара. Дотянуться до него ребенок не мог из-за роста и колотил кулачонками снизу куда придется. Турок, злобно скосив глаза, схватил мальчика за волосы и так саданул головой о парапет, что мозги полетели наружу; обмякшее тело он не глядя отшвырнул прочь, и оно упало неподалеку от Томаса. Воздух пронзил вопль отчаяния и ярости; какая-то худая растрепанная женщина, встав над телом, швырнула в янычара камень. Удар пришелся в цель: шершавый край рассек бровь так, что из-за хлынувшей крови турок был вынужден отереться. Это стоило ему жизни: воспользовавшись секундной утратой бдительности, Ричард вогнал янычару в живот копье и, рванув в обе стороны древко, выдернул острие обратно. Враг грянулся с подмостка, где женщина, успевшая схватить другой камень, фурией набросилась на него и с горловым истошным воплем стала исступленно наносить ему удары по лицу, круша его всмятку, так что по щекам ее стекали кровь, слезы и струи дождя.
А вперед уже неудержимо рвались другие женщины и дети; облепляя всем скопом янычаров, они стаскивали их со стены и в буквальном смысле растерзывали. На эту животную ярость, струхнув, изумленно взирал вражеский штандартоносец. Зрелище расправы так его занимало, что он даже не заметил, как к нему сбоку подскочил Ричард, который, бросив копье, хватил его кулаком по скуле, разорвав кожу острыми, как у кастета, шипами латных перчаток. Он ударил его несколько раз, после чего ухватился за древко штандарта в отчаянной попытке им завладеть. Вдруг среди боя возникло затишье: обе стороны следили за поединком.
Штандартоносец упорно сносил удары. Вначале он пробовал отбиваться левой рукой, затем ему удалось сомкнуть ее на горле у Ричарда. Лицо у юноши мучительно исказилось. Тем не менее он судорожным усилием продолжал наносить удары изо всех своих убывающих сил.
Внезапно голова врага запрокинулась, и он, вконец оглушенный, с утробным стоном пошатнулся. Хватку он ослабил и, запнувшись, свалился за парапет, в то время как Ричард вырвал штандарт из его рук, под восторженный рев защитников поднял его и, язвительно помахав туркам султанским бунчуком, презрительно швырнул его за стену, где тот шлепнулся в слякоть.
Штурмующая орда замерла. И вот передние начали подаваться вспять; по нестройным рядам прошло движение, общему позыву последовали остальные. На стену рядом с Ричардом влез Томас; воздев высоко над головой штандарт Ордена, он вызвал взрыв ликования у остальных защитников. Было видно, как внизу грозит ятаганом Мустафа-паша, понукая своих немедленно возобновить атаку. Некоторые, приостановившись, поворачивали обратно, но тут пущенный кем-то со стены камень угодил военачальнику по подбородку и сбил на колени; из глубокой раны потекла кровь. Это вызвало скорбное завывание у тех, кто стоял рядом, и порыв к отступлению сделался безудержным. Телохранители Мустафа-паши незамедлительно подняли своего сиятельного командира и заспешили с ним обратно к провалу. Постепенно вспять обратилось все османское войско.
— Гнать их! — скомандовал ла Валетт. — Идти за ними следом! Нельзя допустить, чтобы они удержали главную стену!
Приказ разнесся по стене, и через парапет волной стали скатываться защитники, устремляясь за сарацинами вдогонку. Рыцари, солдаты, женщины, дети — все бросились настигать врага, хищно набрасываясь на тех, кто отстал. Со стены зрелище было откровенно неприглядным. Это был уже не бой, а дикарски безжалостная бойня. Женщины и дети набрасывались на турок с ножами, топорами и дубинами, круша и растерзывая их так, что дождю оставалось лишь смывать кровавые клочки. Вон какая-то старуха, подняв окровавленную голову павшего янычара, с победоносным воплем отсекла ей бороду.
— Ричард! — окликнул ла Валетт. — Подберите вражеский штандарт. Это ваш трофей. Затем следуйте за мной.
Втроем они дождались, когда снимут с цепей и снова опустят повозку. Тогда Великий магистр, Томас и Ричард сошли со стены и, пройдя через проем, тронулись через груды всюду разбросанных тел и возвратились на бастион, где Великого магистра с широкой улыбкой приветствовал Ромегас. Он указал в сторону вражеских позиций. Внизу от внешних укреплений Биргу откатывался вал убегающих. А вдоль стены и на осыпях провалов ликовали под дождем солдаты и горожане, на разные голоса презрительно крича в спины уходящему неприятелю.
— Слава Всевышнему, — приглушенно сказал за спиной у Томаса Великий магистр. — Мы выстояли.
Глава 44
Сентябрь, 11-е
Дождь перестал, и в последующие дни погода стояла ясная. На небе сияло солнце, в мирном свете которого вопиющим контрастом представала картина разрушения. Возобновились османские обстрелы, сопровождаемые несколькими вялыми попытками изобразить приступ, но они вскоре захлебывались под метким огнем стрелков, засевших среди каменных осыпей у стен Биргу и Сенглеа. Встреч с советниками Великий магистр больше не назначал. Обсуждать было, в сущности, нечего. Рацион все урезался, число способных держать оружие все убавлялось — достаточно лишь еще одного решительного штурма, и защитникам неминуемо грозит поражение со всеми вытекающими последствиями. Оставалось лишь держаться в надежде уцелеть как можно дольше.
Изо дня в день Томас, вставая предрассветной порой, шел занимать свой пост на бастионе рядом с Ричардом и остальными защитниками, ожидая в тревожном созерцании, не готовится ли очередной приступ. Хотя атаки неприятеля постепенно сходили на нет, а по укреплениям постреливали лишь некоторые из батарей. Ощущение такое, что продолжать осаду у врага уже просто не хватало ни сил, ни храбрости. И впервые за все время стала проклевываться надежда, что они с Марией и Ричардом, глядишь, все-таки уцелеют. А вдруг?.. Тогда они вместе (иначе и быть не может) возвратятся в Англию и заживут так, как им прежде и не мечталось. Вернее, не удавалось. Было в этих тихих грезах что-то… справедливое, что ли. «Ну а как же иначе?» — думал Томас с умиротворенной улыбкой. Ведь должны же им воздаться все эти перенесенные страдания?
