Глава 59
Весли и Джиль слушают, как поет и ораторствует лондонский уличный нищий
Однажды в воскресенье утром, около восьми, какой-то человек остановился на улице Карла Второго, где мы тогда жили, и запел. Песня его нас разбудила, и мы ужасно обрадовались, потому что он пел:
Вам не узнать, как я по вас тоскую.
Вам не узнать, как нежно вас люблю.
Я крепко обнял и поцеловал свою Джиль, а человек, окончив песню, стал собирать завернутые в бумажку монеты, которые бросали ему из окон. Потом он произнес небольшую речь.
– Леди и джентльмены, – сказал он. – Мне совсем не приятно выходить вот так на улицу по воскресным дням и петь ради денег, но жена моя лежит в больнице в очень тяжелом состоянии. Спасибо, леди и джентльмены, пошли вам Бог здоровья и удачи. После этого он запел:
Снова вспыхнут огоньки в окнах у людей.
Он пел, и переходил от дома к дому, и собирал деньги. Пропев вторую песню, он снова заговорил. Это было очень интересно, потому что на этот раз он добавил к своей речи нечто новое.
– Леди и джентльмены, – сказал он. – Помогите человеку в моем положении. Он прошел немножко дальше по улице и запел:
А я янки Дудл денди
Это было ужасно смешно, потому что какой из него янки, когда он просто лондонский кокни, самоуверенный нахал лет двадцати пяти. В своей третьей речи он сказал:
– Леди и джентльмены, я ветеран прошлой войны, сражался в нескольких разных местах и награжден несколькими разными орденами.
Орден у него имелся только один – его собственный красный нос, но голос у него был хороший, и песни его нравились всем, как и нам с Джиль. Мы знали, что все он врет, но есть такие врали, которые почему-то всем нравятся. Мы надеялись, что он придет и в следующее воскресенье, и он явился. Он спел все те же три песни и произнес те же три речи с незначительными отклонениями.
Лондонский уличный люд я очень люблю. Мы с Джиль частенько ходили послушать старика, игравшего на пианино в Хай-маркет, и заказывали ему «Валенсию»; там был еще бродячий дуэт – банджо с кларнетом; музыканты обычно проходили по улицам перед заходом солнца и исполняли «Шепот травы», и эта вещь нам очень нравилась. Весь город был полон чудесной и странной музыки.
В одно из воскресений нищий певец, как обычно, разбудил нас все той же песней: «Вам не узнать, как я по вас тоскую», – и мы, конечно, встали, обнялись, поцеловались и стали ждать его речи, и он, разумеется, повторил все то же, что говорил обычно, только, когда он дошел до жены, которая лежит в больнице в тяжелом состоянии, что-то ему вдруг помешало, и он замолчал. Я подбежал к окну, чтобы посмотреть, в чем дело. Оказалось, это лондонский бобби взял певца за плечо и легонько его подталкивал, что, по-моему, было совсем ни к чему. Впрочем, в следующее воскресенье наш певец был на месте как ни в чем не бывало.
Но самую замечательную музыку нам удавалось иногда послушать вечером, уже после захода солнца, когда на все ложилась ночная тень. Играл на кларнете один шотландец, и играл мастерски. Эта чистая, грустная музыка вызывала во мне такое чувство, будто я живу уже тысячу лет. Он кончал играть, наступала ночь, и нередко самолеты прилетали бомбить Лондон. Выли сирены, люди спешили укрыться в убежища, но мы с Джиль решили, что единственное убежище, в котором мы нуждаемся, – наши собственные объятия. Ни к какой другой защите мы ни разу не прибегали. Это была самая надежная защита, и мы ни чуточки не боялись, мы просто не могли поверить, что в нас попадет какая-нибудь бомба, – и верно, ни одна бомба нас не тронула. Где-то в ночи гремели орудия – иногда так близко, что весь дом содрогался, – бомбы падали и взрывались, но нам не было страшно, потому что мы были вместе.
Лондон по-прежнему был прекрасен; для меня он лучший город в мире, даже лучше моего Сан-Франциско, лучше Нью-Йорка, лучше Чикаго, ибо в Лондоне я нашел свою Джиль, а разве не это заставляет нас полюбить город? Я сам никогда бы не попал в Глостер, но Джиль просто суждено было приехать в Лондон, потому что я ждал ее там. Конечно, я полюбил бы Лондон и так, даже если бы не повстречался там с нею, но раз уж я ее там встретил, я буду всегда любить Лондон больше всех городов на свете. В Лондоне началась моя жизнь. Как бы далеко от него я ни оказался, где бы нас с Джиль ни настигла смерть, мы всегда будем жить на улицах этого сумрачного, гордого и прекрасного города.
Глава 60
Весли и Джиль отправляются в Виндзор и выигрывают кучу денег на скачках
Однажды в субботу я надумал съездить с Джиль за город. Она приготовила бутерброды, и в полдень мы выехали поездом с вокзала Виктории в Виндзор на скачки.
В Виндзоре мы увидели на лужайке какого-то человека, который стоял, окруженный людьми, и держал речь. Мы остановились послушать. Он утверждал, что он не чета иным субъектам, не имеющим деловой репутации. Он, дескать, человек, заслуживший большую известность за последние девять лет, человек, знакомый с такими людьми, как Селфриджи, Клэриджи, Тэттерсоллы. Деньги, мол, его не интересуют. Чтоб доказать это, он вынул из кармана пригоршню монет и стал их разбрасывать перед собой на лужайке, приговаривая:
– Полкроны, крона, семь с половиной шиллингов, десять, двенадцать с половиной, пятнадцать, семнадцать с половиной – фунт. Я здесь не для денег. Я мог бы обратиться к любому из своих друзей и без единого слова – без единого слова, леди и джентльмены, – получить любую сумму, какую только пожелал бы назвать.
Он говорил и говорил и в конце концов добрался до сути: у него есть листок, где он записал номера лошадей, которые, по его мнению, должны выиграть в очередных пяти забегах. Мне как раз такой листок был нужен, но он не сказал, сколько он за него хочет, и я спросил. Он ответил: полкроны. Я дал ему полкроны и пошел поставить фунт на первый в его списке номер, который принадлежал лошади по кличке «Демобилизованный».
Мы с Джиль и еще несколько человек пересекли беговую дорожку и подошли к перилам недалеко от финиша. Там один парень стал меня просвещать насчет скачек: что нужно знать, чтобы угадать победителя. Я ему сказал, что купил этот список у «жучка» за полкроны и поставил фунт на Демобилизованного. А парень говорит, Демобилизованный никуда не годится, но я не придал его словам никакого значения. Мне понравилась речь «жучка».
Скоро на дорожке показались лошади, галопом проскакавшие к старту, и я увидел свою лошадку. Она показалась мне такой резвой, что я сказал Джиль, чтобы она поберегла мое место, а сам пошел к одному из букмекеров на внутреннем поле, чтобы поставить на свою лошадку еще два фунта. Букмекер предложил мне семь против одного. Я возвратился к Джиль, и наш сосед напомнил мне цвета моего жокея: красная рубашка, зеленое кепи. Потом все кругом зашумели, скачки начались. Но мы ничего не увидели, так как старт был за поворотом дорожки. Немного погодя лошади показались из-за поворота, но они были так далеко, что я не мог различить цвета. Они подходили все ближе и ближе, и вот поскакали вверх по уклону, потому что так уж устроено в Англии: беговая дорожка постепенно повышается к финишу. И тут я увидел, что далеко впереди всех подпрыгивает на лошади красная рубашка, а над красной рубашкой – зеленое кепи, так что было похоже, что Демобилизованный вырвался вперед. Сосед мой согласился, что это так, но сказал, что его лошадь обойдет Демобилизованного на следующих тридцати ярдах. Этого, однако, не случилось. Демобилизованный пришел к финишу первым, опередив остальных на целых пятнадцать ярдов.
