Афганец гнал и гнал грузовик, сплевывая в окошко свою жвачку. Кардымов смотрел на один и тот же пейзаж, недоумевая, как они тут умудряются вообще что-то выращивать? в этой пыли знойной? Вдруг вдалеке показались верблюды, отара, какие-то черные пятна, шатры, что ли. Да, баран у них, как у нас поросенок, подумал Кардымов, кормилец.
Грузовик мчался дальше. Вдруг въехал в какую-то аллею. За деревьями показались поля с чем-то, чудно обнесенные глиняными валами. В воздухе появился какой-то особый запах. Вскоре мимо потянулись глинобитные стены, грузовик свернул налево, потом направо; Кардымов рассматривал деревья, дома с маленькими окошками, вылепленные как-то небрежно, как будто на скорую руку. Такая же небрежность в жилых постройках у цыган: крыльцо кривое, наличники прибиты кое-как и т. д.
Грузовик еще некоторое время петлял по узким улочкам и наконец остановился. Кардымов, пригнув голову, старался рассмотреть дом, к которому они подъехали, но видел только стену. Афганец посигналил, и на улице показались двое хмурых парней в чалмах и гражданской одежде, но с военной выправкой, что ли… Что-то было в них негражданское, Кардымов это сразу определил. Шофер высунулся из кабины и что-то им сказал.
– Какая-то затрапезная резиденция у вашего губернатора, – сказал Кардымов, нащупывая под рубашкой за поясом брюк рукоять «макарова». – Куда это мы приехали, друг?
Но ворота в стене уже открылись, и грузовик, дернувшись, проехал внутрь и затормозил. Тут уже к кабине приблизились двое в гражданском. Шофер выпрыгнул из кабины. Один из гражданских подошел и потянул на себя дверцу. Что-то сказал Кардымову.
Майор еще не определил, куда же он попал. Они находились внутри крепости. Здесь стояли еще один грузовик и пикап. В центре крепости находилась еще одна крепость, ну или просто такой дом со стенами. Может быть, в провинции так и должно быть? И это и есть резиденция губернатора? Его же предупреждали, что это турлы. Но смущало отсутствие людей в форме и государственных знаков: флага, эмблем. Но – пес их знает. Кардымов еще мгновенье колебался, соображая, что ему предпринять, но, покосившись влево, заметил, что ключа зажигания нет на месте, и выбрался наружу, толкая вперед чемодан. Услужливые руки подхватили чемодан. Из строений появлялись какие-то люди, смотрели. Кардымову не нравились бородатые лица этих «госслужащих». Все-таки в Кабуле чиновники и военные выглядели более или менее цивильно. А может, это и есть царандой? И словно в подтверждение его предположения во дворе показался молодой человек в европейском пиджаке, шароварах, с автоматом на плече. Он нес автомат, положив дуло на плечо, рожком вверх. Этот способ ношения оружия показался Кардымову странным, вызывающим, каким-то анархистским. Молодой человек приблизился к ним.
– Салям алейкум! – вежливо приветствовал его Кардымов.
– Салям, – важно ответил молодой человек, внимательно разглядывая его.
– Царандой? – спросил Кардымов напрямик. – Ас? – вспомнил он еще одно словечко: «Есть?» – Короче, друг, мне надо вилайят. Понимаешь?
Молодой человек поднял руку и кивком велел Кардымову следовать за собой. Кардымов замешкался.
– Э-э, уважаемый, послушай, – начал было говорить Кардымов, но тот лишь кивнул, продолжая идти впереди. Двое стояли по бокам. У одного из них в руке был чемодан. Чемодан из бежевого кожзаменителя. Кардымов хотел взять свой чемодан, но афганец отстранился, цокнул языком. «Восточное гостеприимство», – подумал майор, жалея, что не повесил на плечо АКС, постеснялся лететь с автоматом в гражданском самолете. Тем более ему советовали не афишировать, кто он и что он, хотя бы до поры до времени. Да и прямо в аэропорту его должны были встретить. Не встретили. О таком варианте развития событий никто даже не подумал. А, например, в Ярославле подобные нестыковки – сплошь и рядом. А здесь – Восток. Нестыковок – пропасть. И они должны нарастать, почему-то понял он. Чем дальше на Восток, тем больше нестыковок.
…А этот молодчик – не стесняется. И автомат у него неизвестного производства. Кардымов все-таки изловчился и перехватил чемодан.
– Я сам, дружище, не надо. Мы не привыкли.
Носильщик заупрямился, но молодой что-то сказал ему, и тот выпустил ручку чемодана. Лицо его приняло разочарованное выражение, как у рыбака, упустившего крупного леща. Так-то лучше, подумал Кардымов. Молниеносно расстегнуть чемодан не получится, мало того, что он на замках, так еще перетянут ремнями с застежками. Но в кармане брюк у него был брелок с щипчиками для ногтей и крошечным лезвием. Кардымов косился на сопровождение, у них под рубахами, конечно, пушки. Кто же они такие?
Они подошли к внутренней стене, дверь открылась. И они оказались в полутемном коридоре. Здесь можно было уже не щуриться, Кардымов раскрыл глаза, уставшие от яркого света, ощутил пот в морщинках. Молодец с автоматом остановился перед дверью. Оглянулся на Кардымова и, сделав ему знак, скрылся за дверью. Кардымов стоял в узком глиняном коридоре, не опуская тяжелого чемодана, и свободной рукой утирал потное лицо. Рубашка липла к телу, он отрывал ее, чтобы рукоять «макарова» не обозначалась явно. Свет в коридор проникал сквозь какие-то – не окна даже, а отверстия. На мгновенье Кардымову все почудилось то ли сном, то ли воспоминанием: полумрак, смуглые лоснящиеся лица, бороды, тюрбаны, рассеянный свет, дверь, чемодан и сам он, Кардымов, в светлой рубашке, расстегнутой на груди. Сейчас проснется.
Но – это продолжалось. Дверь снова открылась, и молодчик жестом пригласил Кардымова войти. Он вошел в помещение без всякой мебели, где вдоль стен сидели человек пять в чалмах и своих просторных одеяниях. Они смотрели на Кардымова, держа автоматы на коленях.
– Салям алейкум! – поздоровался с правоверными ярославский опер Кардымов.
– Салям. Салям, – нестройно отвечали ему, не поймешь, то ли угрюмо, то ли доброжелательно. Хороши бойцы-царандоевцы. Бороды только укоротить. А то попадет в затвор, автомат заклинит.
Под внимательными взглядами Кардымов прошел через комнату дальше и вступил в новый коридор и подумал, что из этого лабиринта потом черта с два сразу выберешься. И – хоть ты пометки на стене оставляй мелом. Но никто из инструкторов не посоветовал взять с собой обычного школьного мела. На кой черт здесь скороварка?! В этих коридорах и не пахнет электричеством. Это какие-то древние катакомбы. А может, это проверка. В Ташкенте им устраивали. Давили на психику, прессовали. Двое хотели из лагеря улизнуть, но, оказывается, его успели обнести колючкой и выставить всюду посты. А один прямо наотрез отказался. Ему не стали возражать, выпустили. Он уехал домой. Но отныне его карьера завершилась, на нем поставили крест. Что ж, он может работать дворником. Сейчас бы и Кардымов не отказался поразгребать снежок лопатой. Шутка. Минутная слабость. Реакция организма на жару. Чему быть, тому быть. Но скверно все-таки: без языка – как без рук.
Они остановились перед очередной дверью, молодой афганец вошел, через пару минут выглянул и кивнул: заходи. Кардымов вошел в просторную комнату. Двое сопровождающих остановились позади.
Здесь было светло. Большое окно. Комната застелена паласом, а на небольшом возвышении багровел ковер: там, скрестив ноги, сидел мужчина средних лет в зеленоватой свободной рубашке и такого же цвета шароварах и каракулевой шапочке пирожком серебристого цвета. Эта одежда напомнила Кардымову форму хирурга. Ослепительно черная борода казалась куском угля. Темные глаза были устремлены на Кардымова из-под антрацитовых сросшихся бровей.
