— Я думаю, ужин подождет. — Она отстранилась, выключила газ под конфоркой и снова посмотрела ему в глаза. — Лукас, ты хочешь подняться со мной наверх?
— Я…
— Мы не дети. У нас обоих позади гораздо больше лет, чем впереди. И когда выпадает что-то хорошее, нельзя им пренебрегать. Поэтому… — Она протянула ему руку. — Пойдем со мной наверх.
Лукас взял ее за руку и пошел за ней. Нервно выдохнул.
— Ты же не из жалости, правда?
— Почему я должна тебя жалеть?
— Потому что я не могу скрыть, как хочу… этого.
— Лукас, если бы ты меня не хотел, я пожалела бы себя. — Он увидел веселые искры в ее глазах. — После твоего звонка я все размышляла, закончим ли мы этот вечер в постели, и так распсиховалась, что пришлось полчаса успокаивать себя йогой.
— Распсиховалась? Ты?
— Я не девчонка, — напомнила Элла, чуть ли не втаскивая его в спальню, залитую нежным светом заходящего солнца. — Мужчины твоего возраста чаще заглядываются на тридцатилетних, чем на пятидесятилетних с хвостиком. Эти двадцать лишних лет давят на меня.
— Зачем мне женщина, которая могла бы быть моей дочерью? — Элла рассмеялась, и он опять ухмыльнулся. — Да я бы просто почувствовал себя стариком! Элла, я и так в ужасе. Я давно не практиковался.
— Я сама слегка заржавела. Давай попробуем, и будь что будет. Ты мог бы для начала еще раз поцеловать меня. Кажется, первый раунд мы провели неплохо.
Лукас потянулся к ней, и она обвила руками его шею, опять привстала на цыпочки. Их губы встретились и раскрылись, языки медленно пустились в соблазнительное исследование.
Он наконец отбросил сомнения, перестал волноваться о том, «что, если…». Он просто отдался мгновению. Он ласкал ее спину, бедра, затем начал вытаскивать шпильки из ее волос.
Когда Элла вскинула голову, подставляя его губам горло, освобожденные рыжие кудри рассыпались по его ладоням, заскользили между его пальцами.
Волна неописуемой смеси покоя и возбуждения смыла его нервозность. Элла задрожала, когда он начал расстегивать ее блузку, как задрожал он сам, когда она взялась за пуговицы его рубашки.
Она выскользнула из босоножек, он скинул туфли.
— Пока все…
— … хорошо, — закончил он, снова целуя ее.
О да, подумала Элла, целуется он потрясающе.
Она отшвырнула его рубашку, распластала ладони на его груди, прижалась к ней губами, почувствовала крепкие мышцы, натренированные за долгие годы, и шрамы от старых ран, расстегнула его ремень. Ее блузка полетела вслед за его рубашкой. И когда Лукас обхватил ладонями ее груди, забыла о своих опасениях. Как глупо думать о возрасте, когда он смотрит на нее с таким обожанием, когда целует ее так, будто она одна на всем свете…
Элла дрожала от его ласк, наслаждалась прикосновениями к его телу. Она вспомнила, каково это — желать и быть желанной. Брюки, которые она выбирала минут двадцать после его звонка, соскользнули на пол. А когда Лукас подхватил ее на руки, она чуть не задохнулась от восторга.
— Лукас. — Она обессиленно уронила голову на его плечо. — Я всю жизнь мечтала об этом. Ты первый это сделал.
Он нес ее к кровати, смотрел в ее изумленные глаза и чувствовал себя властителем вселенной.
В сгущающихся сумерках они ласкали друг друга, вспоминали и делали открытия, узнавали друг друга, наслаждались друг другом.
Когда их тела слились, она выдохнула его имя, и оно прозвучало для него небесной музыкой. Их сердца бились в унисон все быстрее и быстрее, она раскрывалась ему навстречу с пылом, не уступающим его пылу. Повелитель вселенной стал просто единственным мужчиной этой единственной женщины.
Когда она закричала, забилась под ним, его охватило чувство победы, и, перестав сдерживаться, он последовал за ней.
— О господи, — произнесла Элла через несколько минут, не в силах пошевелиться, как и он. — Я помню все подходящие клише, вроде «это не забывается, как езда на велосипеде» или «с возрастом это становится лучше, как выдержанное вино или сыр». Но, пожалуй, я просто скажу: блеск!
Он притянул ее к себе, и она послушно свернулась клубочком, положив голову ему на плечо.
— Да, лучше и не скажешь. Блеск. Все в тебе ошеломляет меня.
— Лукас. — Она повернула голову и прижалась лицом к его шее. — Клянусь, у меня сердце остановилось. Никто никогда не говорил мне таких слов.
— Тогда мужчины просто идиоты. — Он намотал на палец прядь ее волос. — Если бы я умел писать стихи, я бы воспел твои волосы.
Она рассмеялась, смаргивая слезы с глаз, приподнялась и поцеловала его.
— Ты самый милый мужчина на свете. Я приготовлю тебе спагетти, каких ты в жизни не ел.
— Не надо хлопотать. Мы могли бы перехватить сандвичи или еще что-нибудь.
— Спагетти. С итальянскими помидорами и базиликом из моего сада. Тебе же необходимо подзаправиться.
Любуясь ее смеющимися глазами, он похлопал ее по голой попке.
— Раз так, мы должны немедленно спуститься на кухню и начать стряпать.
Глава 13
Когда Лукас, утомленный, забылся заслуженным сном в постели Эллы, его дочь вела сражение с огнем уже восьмой час. Пожарные взяли огонь в клещи и почти подавили его, как вдруг снопы горящих головешек, словно ракеты, пересекли прорубленную просеку, и ситуация резко изменилась. Люди оказались в огненной ловушке между основным пожаром и бегущими вдоль просеки мелкими очагами.
Словно вырвались на свободу все силы ада. Тлеющие угольки градом посыпались на людей, стуча по шлемам, обжигая незащищенные участки кожи. Ревущим факелом вспыхнула высоченная сосна. Языки пламени, раздуваемого порывами ветра, пробились сквозь тучи едкого дыма, превращая близкую победу в новое отчаянное сражение.
Сгибаясь под тяжестью снаряжения, Роуан с половиной отряда бросилась в атаку на новый мощный очаг.
— Путь отхода — назад вдоль хребта! — крикнула она остающимся под командой Гиббонза, понимая, что, если колеблющийся фланг соединится с эпицентром, им не вырваться. — Когда припечет, бросайте снаряжение и бегите со всех ног.
— Убить безумную ведьму! — остервенело заорал Картежник.
Они побежали трусцой вдоль просеки, затаптывая, забрасывая землей очаговые пожары. На закопченных лицах играли кровавые отблески. Хриплые крики и дикий смех переплетались с воем озверевшего пламени.
— Ро, в пятидесяти ярдах отсюда ручей, — крикнул Галл.
— Я знаю. — Но ее удивило, что знает он. — Поставим насос, протянем рукава и поставим водяную преграду. Утопим ведьму.
— Мы почти ее победили.
Ро покосилась на бегущего рядом Галла. Она видела на его лице ту же остервенелость, что и на лице Картежника, она чувствовала, как закипает ее кровь. Приближался решающий миг, остервенелость распространялась, как вирус, и черт его знает, хорошо это или плохо.