— Вставай, Ро. У тебя начнутся судороги. Ты же знаешь, что так нельзя, — забеспокоился Галл.
Он запыхался, не задыхался, как она, но все же запыхался — бальзам на ее уязвленное самолюбие.
— Сейчас, — выдавила она. Галл схватил ее и поставил на ноги.
— Походи, Ро.
Она походила, пока сердце не успокоилось, выпила воды. А затем, не сводя с него глаз, стояла на одной ноге, растягивая напряженные мышцы. Он тоже здорово пропотел, и — нельзя отрицать — ему это шло.
— Такое впечатление, будто у тебя в кроссовках моторчики.
— Ты сама не промах. И больше не злишься и не хандришь. В том самолете был твой отец?
— Да. С чего ты взял, что я злилась и хандрила?
— Прочитал по твоему лицу. Я давно его изучаю и могу определить настроение.
— Я, пожалуй, пойду в спортзал.
— Только сначала еще потяни бицепсы.
Ее снова охватило раздражение.
— Ты что, в тренеры записался?
— Нет смысла злиться на меня из-за того, что я заметил твою злость.
— Может, и нет смысла, но я злюсь. — Ро продолжила упражнения на растяжку.
— Как я слышал, у тебя есть причина.
Ро смерила его ледяным взглядом. Галл как будто и не заметил. Спокойно открыл свою спортивную сумку, стоявшую на траве у дорожки, достал бутылку воды.
— Если коротко, брат Мэтта и белокурая повариха катались по простыням большую часть прошлого сезона. Еще раньше вышеупомянутая повариха самозабвенно каталась по многим другим простыням.
— Мистер Всезнайка.
— Я просто пытаюсь вежливо сказать, что она трахалась часто, умело и неразборчиво.
— Как ловко сформулировано!
— Меня хорошо воспитали. Да и Джим старался никого не обидеть.
— В самую точку.
— Однако где-то в процессе траханья повариха решила, что влюблена в Джима. Так мне сказала Линн, которая узнала это от блондинки… и блондинка разбила кучу мужских сердец, сосредоточив свои умения исключительно на Джиме и закрыв глаза и уши на отсутствие взаимности.
— Ты мог бы наваять роман.
— Эта мысль приходила мне в голову. В общем, к концу того длинного жаркого лета повариха забеременела. Ходят слухи, что, поскольку прежде она успешно избегала осложнений, забеременела она преднамеренно.
— Весьма вероятно. — Ро и сама так думала, отчего переживала еще сильнее.
— Печально, — сказал Галл. — Повариха заявила, что поделилась новостью с Джимом, и он обалдел от радости. Я что-то сомневаюсь, хотя с парнем знаком не был. Парочка сразу начала строить планы на свадьбу, что кажется мне еще более сомнительным. Затем история становится печальнее. Джим погиб при прыжке, как показало расследование, из-за собственной ошибки. Однако повариха обвинила его напарницу, то есть тебя, и попыталась заколоть тебя кухонным ножом.
— Не совсем так, — возразила Роуан, удивляясь, какого черта она защищает сдвинутую Долли. — Она только взялась за нож, как Марг его выхватила.
— Молодец Марг. Горе принимает разные формы, часто извращенные и уродливые. Но было глупо за ошибку Джима винить тебя или любого из тех, кто тогда прыгал. Продолжать винить тебя глупо и подло, и саморазрушительно.
Ро не хотелось этого отрицать. Зачем? Однако под терпеливым взглядом Галла, слушая его спокойный голос, она поняла, что деваться ей некуда.
— Откуда ты знаешь, что она все еще винит меня?
Делая глоток из горлышка, Галл запрокинул голову, и солнечный луч заискрился в его каштановых волосах.
— После всех обвинений она сбежала и нашла утешение в религии. Так, во всяком случае, она говорит и, может быть, даже в это верит. Однако она сообщила о ребенке скорбящим родственникам отца, только когда вернулась на базу. Где раньше были ее сочувствие и вера? Поэтому обращение к Богу я считаю чушью собачьей.
— Все так. — Ро закруглила бы этот разговор, если бы Галл не изложил все просто и ясно, и точно так, как она и сама думала. — Ты здорово все объяснил.
— Я еще не закончил. Ты находишь повариху, беседуешь с ней тет-а-тет, хотя должен заметить, что сохранить здесь тайну практически невозможно. Во время не такого уж личного разговора повариха заводится, оскорбляет тебя, обвиняет и в бешенстве убегает. Из чего я делаю вывод: обретение веры не подразумевает прощения, милосердия и здравого смысла.
— Как ты все это узнал? Все, все.
— Умею слушать. Если тебе интересно, общественное мнение на базе сводится к следующему: у Долли ребенок Джима и, следовательно, эта крошка — племянница Мэтта, поэтому без поддержки она не останется. Вообще-то, Картежник уже собирает пожертвования в фонд обучения ребенка на фамилию Джима.
— Да, — откликнулась Роуан. — Это в его духе. Он так устроен.
— Все сошлись на том, что если Долли будет доставать тебя или болтать о тебе гадости, ее предупредят. Если она не угомонится, мы выкладываем все ММ, и прощай, Долли. Твое мнение не учитывается.
— Я…
— Не учитывается, и точка. Никто не желает отнимать у нее работу, но и лишние неприятности никому не нужны. Поэтому, если она не угомонится, ее уволят. Даже если ты не согласна, ты в абсолютном меньшинстве. С тем же успехом можешь перестать злиться и хандрить.
— Наверное, я не согласна потому, что дело во мне. Если бы на моем месте был кто-то другой, то не возражала бы.
— Я понимаю.
— Кроме всего прочего, я просто не хочу это обсуждать. Моя мама умерла, когда мне было двенадцать.
— Страшный удар для ребенка.
— Родители не жили вместе и… нет, об этом я не хочу говорить. Меня воспитал папа, а в пожарные сезоны большую часть забот взваливали на себя его родители. Просто я понимаю, как нелегко растить ребенка в одиночку, даже если кто-то и помогает. Я бы не хотела осложнять ее жизнь.
— Роуан, судьба ей уже улыбнулась — она получила работу. А дальше все зависит от нее.
Разговаривая, они дошли до дверей спортзала.
— Собираешься поиграть с тяжестями?
— Да. Одолжишь? — Ро похлопала по его плееру. — Интересно, что ты слушаешь.
Галл снял и протянул ей плеер.
— Держи, но имей в виду: тренировка без музыки — огромная жертва с моей стороны. Вспомни о ней, когда задумаешься, спать ли со мной.
— Этот момент будет решающим.
— Хорошо. Итак… Что там сейчас гремит?
Рассмеявшись, Роуан первой вошла в спортзал.
Закончив ежедневную тренировку, Ро приняла душ и снова взяла курс на кухню, чтобы подзарядиться углеводами.
За большим столом завтракали Стовик и Картежник. Стовик уплетал яичницу с беконом и галеты, Картежник — в перерывах между приличными порциями оладий, исчезавших у него во рту, — обзывал страдальца симулянтом. Галл бродил вдоль буфетной стойки, составляя себе завтрак.
