Блондинка вышла на площадь. То ли она не обращала внимания на пятерых всадников, следующих за ней, то ли делала вид, что не обращает внимания. Первое вполне возможно — баронет с солдатами просто ехал от рыночной площади к ратушной, передвигались они с обычной скоростью… Мало ли зачем едут по городу господа?
Отфрид, опустив голову, тайком косился на соблазнительно колышущиеся прелести шагающей впереди девушки и ощущал в груди странное томление. Никогда прежде с баронетом подобного не случалось — странное чувство, странное!..
Перед ратушей стояли около десятка молодых людей, по виду — подмастерья. Смеялись, болтали, размахивали руками. Странно, что они в будний день не работают в своих мастерских, но об этом баронет не задумывался. Поймав краем глаза группу горожан и услыхав хохот, Отфрид вдруг решил, что смеются над ним. С чего эта мысль пришла к нему? Бог весть… Досада на самого себя, смятение из-за незнакомых ощущений, общее недовольство миром, свойственное четырнадцатилетнему подростку, — все сплелось воедино, вспыхнуло в груди баронета. Отфрид свернул и приблизился к группе молодых трибурцев. Те притихли, поглядывая снизу вверх на всадника. Глядели, впрочем, довольно нагло — это правда. Отфрид заставил коня сделать еще шаг, выпростал сапог из стремени и неожиданно сильно ударил в лицо самого нахального из местных парней. Спроси его кто в этот миг, из-за чего он так поступает, баронет не знал бы, что ответить. Но спрашивать было некому и некогда. Все разом пришли в движение — подмастерья схватили ножи и палки, невесть по какой причине имевшиеся у них под рукой, солдаты конвоя кинулись на выручку к баронету, обнажая мечи. Вспыхнула потасовка, почти сразу же и завершившаяся. Подмастерья бежали, оставив у дверей ратуши три неподвижных тела. Из тех, кто скрылся, большинство были ранены.
На шум из здания высыпали члены трибурского совета и барон. Бюргер, первым показавшийся в дверях, почему-то выкрикнул: «Сюда! Бей предателей!» — однако при виде окровавленных тел и вооруженных всадников смешался и сунулся обратно. Его подхватили и вытолкали наружу те, что бежали следом… Драка уже прекратилась. Отфрид спрыгнул с коня и подошел к отцу, вытирая на ходу окровавленный клинок. Фэдмар отвесил сыну мощную оплеуху, от которой парень покатился кубарем по земле. Отфрид мигом вскочил, стискивая побелевшими пальцами рукоять оружия.
— Возвращайся на постоялый двор, гаденыш! — рявкнул барон. — Сиди там и носа не высовывай! Астон!
Названный латник поспешно подбежал к сеньору и склонился, ожидая приказов.
— Астон, пригляди за баронетом, чтобы он не смел появляться в городе! Головой ответишь! — И тише добавил: — Оружие держать наготове. Здесь дело нечисто…
* * *
Ожидая барона, Отфрид дулся и судорожно пытался сообразить, как себя вести. Никогда прежде ни отец, ни кто-либо другой не поднимал на него руку, и теперь парень то возмущенно мечтал о мести, то… то… сам не знал, как быть. Сейчас он старался подыскать несуществующие провинности подмастерьев, которыми можно было бы объяснить внезапно вспыхнувший гнев. Выходило неубедительно — подросток уже чувствовал, как нелепо прозвучат его выдумки.
Возвратился старший Игмор затемно. Вошел в комнату, где баронет злился на себя и на весь мир, сидя в темноте. Поставил на стол свечу, оглядел нахохлившегося сына и в ответ на сбивчивые: «Отец, я никогда не… никогда не смей меня…» — только махнул рукой и ухмыльнулся:
— Судьба.
Отфрид удивленно примолк.
— Игморы не просят прощения, сын, потому я не извиняюсь. Да ты и в самом деле виноват. Ты совершил непростительную глупость, напав на городских в тот момент, когда их старшие спорили, проситься ли под мою руку. Ты мог все испортить.
— Но, отец! Они же оскорбили меня! Они…
— Молчи лучше. Молчи и слушай. Совет нынче с утра пошел не в нашу пользу, есть там один человечишко… — Барон покачал головой. — Надо же, какая мелкая пакость этот старшина ткачей, однако сумел переорать почти всех. Правда, когда ты затеял свару на площади, дело еще не решилось.
— Отец, я не… — Рассудительные слова и незлобивый тон отца окончательно обескуражили Отфрида.
— Погоди, дай закончить. — Фэдмар в самом деле был настроен вполне благодушно. — Этот ткач, как оказалось, привел на площадь десяток своих работников и велел им, если даст сигнал, вломиться в ратушу и силой заставить синдиков голосовать против меня. Вот с ними ты и схватился.
— Да, — сообразил Отфрид, — у них были дубинки…
— Конечно, в зале находился я, и в моем присутствии, — барон опустил руку на эфес меча, — они палками не слишком бы помахали. С другой стороны, могло получиться гораздо хуже, снеси я на глазах городских старшин башку-другую. Как ни крути, а это были бы тоже их соотечественники… Но что сделано, то сделано. Когда вскрылся дурацкий план ткача, твоя драка с подмастерьями предстала в ином свете. Как же, бунтовщики собирались поколотить добрых бюргеров, склонных к мудрому решению, но мой сын сорвал их замысел! Кстати, почему ты вообще на них напал?
Отфрид совсем смешался и не знал, что сказать. Барону ответ не требовался.
— Хотя не важно. Мы, Игморы, можем лупить городскую шваль и без повода. Только учти: я не желаю повторения подобных выходок! Один раз все вышло довольно гладко, но впредь не спеши распускать руки. Городские — вовсе не то, что наши сервы, у здешних хамов гонору не по чину много. Ты понял?
— А я, — баронет налился румянцем, — тоже хочу сказать! Если ты еще хотя бы раз поднимешь на меня руку…
— Ты меня убьешь? — Барон снова усмехнулся, но теперь в его ухмылке не было радости. — Что ж, мы ведь Игморы. Рано или поздно…
— Что ты хочешь этим сказать? Что — рано или поздно?
Фэдмар пристально поглядел на сына. Потом отвел глаза. — Нет. Когда-нибудь ты все узнаешь, но не от меня. Зачем дразнить судьбу?
— Что я узнаю, отец?
— Отфрид, после моей смерти разыщи книгу и прочти — узнаешь всё. Судьбу невозможно обмануть, мы все бегаем по кругу… Ut fata trahunt,
[14]
как сказал бы твой дядя. Круг не разорвать. — Барон еще минуту помолчал и буркнул: — Круг не разорвать, но пусть рок настигнет нас как можно позже. Больше я тебе ничего не скажу. Узнаешь все из книги после моей смерти.
* * *
Наутро за Игмором явились — просить снова принять участие в общинном совете. Приглашали вежливо, с почтительнейшими поклонами. Барон, собрав в кулак бороду, кивнул в ответ и сказал, что не придет. Пусть трибурцы подумают как следует и примут верное решение своим умом, без него. Когда выборные, вздыхая, удалились, отец пояснил Отфриду:
— Мое отсутствие подействует на дураков сильней, чем если б я торчал там и пялился на них. Кому нужно, уплачено, и они справятся — скажут нужное слово в нужную минуту. А остальные пусть знают, что я не так уж заинтересован в сеньорате, чтобы терять время, слушая их баранье блеянье. Зато если не я, то кто избавит Трибур от разбойников Сьердана?
