Да, здешний стол отличался от того, что нам предлагал Рубец. Во-первых, никаких консервов, зато очень много молочных продуктов: сметана, сыр, творог.
Во-вторых, много выпечки: разных пирогов и хлеба. Хлеб, который пекли в Западном городище, считался самым вкусным. В-третьих, самое главное – парное мясо. Круг сказал, что солдаты вчера носорога завалили.
Ну еще огурцы, помидоры свежие, считай, с грядки. Осень, всего много. Были и фрукты – яблоки, моченые и свежие, и мандарины! Правда, мало и только дольками в твороге, но какая разница. Дорогое удовольствие.
И конечно, обязательные двухлитровые бутыли с жидкостью зеленоватого цвета.
– Ну что, разрешите, товарищ капитан? – спросил Гаджиев, доставая из-за пазухи связку палочек, похожих на бенгальские огни.
– Можно, – ответил начальник гарнизона.
Палочки быстро расставили на столе, подожгли. В комнате сразу повис приятный пряный запах. Мысли побежали быстрее. Стало весело.
В общем, вечер прошел хорошо: тосты, выпивка, закуска. Городской голова травил свои байки. Намекал, что у них много интересного товара. Намёки я проигнорировал.
Начальник гарнизона спросил, что отправляют через Проход в ближайшие дни. Я ответил, что точно не могу сказать. Пежехов и Гаджиев сетовали, что не хватает патронов и снарядов. Особенно для миномётов. Людей тоже не хватает – некого на вышки ставить поля охранять.
– А цены на уголь и торф опять выросли, – поддакивал им голова.
Они, что, меня за контрразведчика принимают?
Ну да ладно, мне же лучше, тем более с контрразведкой всё равно придётся пообщаться.
То ли после пятого, то ли после шестого тоста Коля Викинг грохнул жестяной кружкой об стол и затянул песню – настоящую скандинавскую балладу «Herr Mannelig». О троллихе, которая влюбилась в рыцаря и предлагает ему офигенные дары, лишь бы тот полюбил её и она смогла стать человеком. А рыцарь отказывается, потому что троллиха не носит креста. Я бы тоже отказался от женщины-троллихи, и отсутствие распятия было бы последним в списке причин. Но баллада действительно была красивая, и голос у Коли то что надо – сильный, чуть с хрипотцой.
Коля Викинг, или Коля Конунг, был действительно сыном конунга. Как-то один древнескандинавский вождь из какого-то знатного рода решил отправиться в плавание и взять с собой шестилетнего сына, чтобы мальчик учился ратному делу. Корабли викингов отплыли от родных берегов и вскоре попали в туман, а когда туман рассеялся, они оказались в Мире Колоний.
Флотилия поднялась вверх по неизвестной реке, потеряла четверть хирда в бою с речными троллями и ещё треть у города Факторий, когда храбрые викинги, увидев хлипкие укрепления неизвестного городишка, вне себя от радости, стали растаскивать проволочные заграждения перед частоколом. По ним врезали картечью почти в упор – с тридцати метров.
Спустя два дня обстрел миномётов подошедшего подкрепления Факторий лишил викингов всех кораблей и самого конунга, но хирд сумел укрыться в лесу и ночью вырвался из окружения. А потом скандинавские воины прошли с боями больше трёхсот пятидесяти километров территории нашей Колонии. Дошло их меньше четверти от первоначального состава, но самое удивительное – среди них был шестилетний сын убитого конунга. С тех пор прошло тринадцать лет, Кьёрлав стал Колей, Николаем, белокурым парнем с яркими голубыми глазами. Он носил нательный крестик и свободно говорил по-русски. Но скандинавский не забыл и сейчас с удовольствием пел за столом, радуя своих друзей и соратников.
Я вдруг почувствовал, что слушаю балладу словно через вату. Комната начинала потихоньку кружиться.
– Так, тормози, – приказал я сам себе, – вечер только начался. – Действительно, на столе ещё осталось много закусок, которые я не попробовал.
Сквозь шум и гам застолья, перерастающего в попойку, послышались звонкие гитарные аккорды. Это Саша Заторный где-то раздобыл гитару. Желание есть пропало, сейчас что-то будет! Насколько Коля хорошо поёт, настолько Саша классно играет.
Аккорды слились в один раскатистый звон, Саша запел:
Думы мои – сумерки,
Думы – пролет окна,
Душу мою мутную
Вылакали почти до дна.
Пейте, гуляйте, вороны,
Нынче ваш день,
Нынче тело, да на все четыре стороны
Отпускает тень.
Вольному – воля,
Спасенному – боль.
Вот он я, посмотри, Господи,
И ересь моя вся со мной.
Посреди болот алмазные россыпи,
Глазами в облака да в трясину ногой.
Кровью запекаемся на золоте,
Ищем у воды прощения небес,
А черти, знай, мутят воду в омуте,
И стало быть, ангелы где-то здесь.
Вольному – воля,
Спасенному – боль.
Но только в комнатах воздух приторный,
То ли молимся, то ли блюем.
Купола в России кроют корытами,
Чтобы реже вспоминалось о Нём.
А мы все продираемся к радуге
Мертвыми лесами да хлябью болот,
По краям да по самым по окраинам,
И куда еще нас бес занесет?
Вольному – воля,
Спасенному – боль.
Но только цепи золотые уже порваны,
Радости тебе, солнце мое!
Мы, такие чистые да гордые,
Пели о душе, да все плевали в нее.
Но наши отряды, ох, отборные,
И те, что нас любят, – все смотрят нам вслед,
Да только глядь на образа, а лики-то черные,
И обратной дороги нет.
Вольному – воля,
Спасенному – боль
[3]
.
Все замерли за столом. Я тоже молчал, я любил и не любил эту песню, она какая-то близкая, хоть и пришла к нам с Внешней Земли. Она что-то задевала в душе.
Потом были другие песни, уже самого Виктора Цоя: «Белый день», «Война» и «Группа крови» – негласный гимн разведчиков в нашей Колонии.
Слова били кувалдой по голове и прямо в душу.
Я уже порядком устал и не выдержал – спросил у головы, куда нас определили на постой. Тот честно пытался что-то сказать, но уже лыка не вязал, все объяснил его секретарь – на постоялый двор, прямо напротив управы.
Я попрощался со всеми, вышел на улицу. Над головой мерцал звёздный купол, голова гудела. Я заплетающейся походкой проковылял по пустой улице и ввалился в гостиницу. Хозяин вежливо показал, куда идти, даже попытался помочь дойти. Я оттолкнул его плечо и сам поднялся в комнату, плюхнулся на кровать и уснул. Сон мне приснился странный, будто кто-то смеётся, дразнит меня, и я должен его убить, но, кто это, я не вижу.
3. Игла
Разбудил меня скрип. Кто-то приоткрыл дверь и вошёл в комнату. Впрочем, я уже догадался, кто это, – по очертаниям в просвете двери, по мягкости шага, по запаху.
